отгоняла от себя мысль о том, что Мара утаивала нечто важное, что могло бы спасти мою жизнь. И не только она. Родители, сестра, бабушка, сам Сенат. Все хранили некий огромный секрет, оставляя меня в неведении.
— Не противься, дорогая, — прозвучал в голове голос бабушки. — Это заставляет думать, что ты виновна.
«А перспектива впустить в свою голову пару сотен демонов кажется лучшим вариантом?» — так и хотелось бросить ей в ответ, но я подавила мысль, не дав ей родиться.
— Доверься ей, — Эвон ободряюще улыбнулась, но вышло измученно и неискренне. — Может, мелкая и правда знала, о чем говорит.
Я вздохнула. Борьба с самой собой была бессмысленной. Будто бы у меня был выбор. Его давно отобрали Древние, сделав из меня посмешище, циркового урода, чтобы потешить свое самолюбие и в который раз доказать безоговорочную власть.
Закрыв глаза, я постаралась расслабиться, пустить мысли на самотек, дать им жизнь отдельно от моего сознания. Я отпустила поводья, за которые так отчаянно держалась, и передала контроль над своей жизнью Сенату, позволяя войти в мою голову и навести там порядок. Распахнула двери во все запыленные комнаты, вынула из самых тайных уголков сундуки, которые пообещала сама себе никогда не открывать. Я отдалась воле судьбы, позволив себе последнюю мысль.
«Только бы Мара оказалась права…»
Где-то вдалеке послышался гудок поезда. Распахнув глаза, я застыла в недоумении. Мгновением ранее я стояла в огромном зале, погруженным в полумрак, окруженная Древними. Но перед глазами было бескрайнее поле, залитое солнцем. Мои руки утопали в золоте пшеницы, колосящейся на ветру. Исчезла надоедливая черная юбка, и я чувствовала, как крошечные усики растения касались бедер. Босые пальцы ног зарылись в мягкую влажную землю. Из ниоткуда взялся покой. Постепенно страх отпустил, и на смену ему меня объяло счастье. Я расплела косу и позволила волосам отдаться порывам ветра, смеясь.
Я помнила тот день. Отец взял меня с собой в путешествие. Мне было около одиннадцати, и накануне я поругалась с мамой из-за своего дара. Я никак не могла осознать, что не так было во мне, что раз за разом женщина, которая должна любить меня, срывала на ребенке всю злость.
Руки коснулись чужие пальцы. Я даже не обернулась, зная, кому именно они принадлежали.
— И ты здесь? — прошептала я.
Эвон пожала плечами, от чего рука, сжимающая мою ладонь, дернулась.
— Тут спокойно. Одно из лучших мест, где мы побывали. Я люблю это поле.
— Тебя ведь не должно быть со мной. Как ты пробралась в мою голову?
Девушка раскинула руки и упала в объятья пшеницы, что мягко приняла ее, усыпав светящиеся васильковым светом волосы крошечными зернышками. Я последовала ее примеру и утонула в золотом потоке. Над нами спешили пушистые облака, и бескрайнее голубое небо звало за собой. Внутри бурлила энергия, взывала ко мне. Ногам хотелось движения, ощущения безграничной свободы. А я лежала на влажной земле, вдыхала запах природы и солнечных лучей.
— Ты меня переоцениваешь. Я, бесспорно, та еще заноза в заднице, но, на самом деле, меня здесь нет. Ты создала меня…
Но как я могла, будучи не властной над собственным разумом? Я сбежала в путешествие воспоминаниями, заглушая неприятное ощущение вязкости в голове от дыма, что наполнял его. Я дала Древним все, чего они желали, сделав их властелинами существа, именуемого Айви Блумфилд, и отступила, признав поражение. Отныне мною правили нефтяные океаны, руководя телом и мыслями, а я сама спряталась в закутках, до которых никому не было дела.
— Ты все еще в своей голове хозяйка, — свет, исходящий от подруги, потемнел. Беззаботный голубой сменился цветом синей пыли. — Неужто так просто передашь бразды правления кучке заносчивых стариков, возомнивших себя богами?
— А что я могу?
Пушистые барашки над головой превратились в грозовые тучи. Ветер терзал мои волосы, касался ледяными пальцами обнаженной кожи. Прикованная к мокрой земле, я впустила панику в сердце и сиганула в бездну беспомощности, вжимая педаль газа в пол. Некому было остановить меня, вывернуть руль в сторону, спасая от себя самой.
— Трусиха, — брезгливо бросила Эвон и поднялась с земли.
Очертания изменились, и на меня смотрели жестокие глаза Гюнтера. Парень стоял около меня и с насмешкой наблюдал за попытками укрыть от него свой разум.
— Глупая Ривэрто… Разве тебе не говорили, что от таких, как я, лучше держаться подальше? — юноша наклонился и заглянул в мои глаза.
Я растворялась в его черных глазах, тонула в пучине, неумело барахтаясь и умоляя спасти меня. Пшеница под его ногами погибла. Небо разорвала молния, ударившая в паре метров от нас, взрываясь брызгами земли, и первые тяжелые капли разбились о мое лицо.
— Боишься, крольчишка? — губы искривились в ухмылке. — Не пора ли тебе бежать? Но ты ведь не можешь, не так ли? Ведь я… Контролирую. Каждое. Твое. Движение.
