Последнее слово он выдохнул около моего уха. По телу пробежали мурашки, и крик, бьющийся о черепную коробку и рвущийся наружу, сводил с ума.
«Отпусти меня! Отпусти!»
Но тело не слушалось. Пустой взгляд устремился в потускневшее небо. Гюнтер нацепил на мои руки невидимые нити и превратил в послушную марионетку, что следует приказам хозяина. Длинные ресницы, идеально отточенные движения, отсутствие сердца и чувств, чтобы веселить публику и не задумываться, как же нелепо я выглядела. Посмешище.
Вдруг туман развеялся, а меня обняли теплые сильные руки. Я уткнулась в плечо Айзека и позволила себе слабость. Слезы, переполнившие меня. Чувства, которым я так страшилась дать выход. Все смешалось в крике, сорвавшемся с моих губ. Боль оглушила меня. Обида на саму себя и на Гюнтера, что то и дело врывался в мою казалось бы идеальную жизнь, принося с собой разрушительный хаос.
— Я так больше не могу, — прохрипела я, сжимая рубашку друга в руках. — Я не могу противостоять тому, кто заведомо победил.
— Так прими поражение, не проигрывая, — Айзек ободряюще взлохматил мои волосы.
— Это как? — я подняла на него недоуменный взгляд.
Но вместо серых глаз парня на меня смотрели карие. Отец прижал меня к себе.
— Когда-нибудь ты сможешь дать ему то, чего он заслуживает. И всем, кто когда-либо пытался влезть в твою голову. Тесефи оставляют свой отпечаток на таких, как ты, и все вокруг чувствуют это. Увидев, что ты не представляешь угрозу, морты примут тебя и защитят. Ты никогда не останешься одна, я обещаю.
— Но война уже проиграна. Это тело больше не мое.
— Всего на пару часов, — мужчина улыбнулся. — Они не найдут ничего, за что сумели бы зацепиться. Едва ли твоя любовь к миру заслуживает наказания.
— Я не такая, как ты. Не такая, как мама и Хизер с Логаном. Ты ведь тоже чувствуешь это, правда?
Надежда, пропитавшая слова, пугала даже меня. Я хотела верить, что была такой же, как и весь мой народ, но всегда знала, что во мне не хватает крошечной детали, делающей меня полноценным мортом. Застрявшая меж двух миров, потерявшаяся маленькая девочка, пытающаяся найти свое место под солнцем.
— Ты — это просто ты, тыковка. И навсегда ею останешься.
Губы отца коснулись моего лба, и он растворился среди темноты, окружившей меня. Калейдоскоп воспоминаний постепенно замедлялся. Я перескакивала часы, дни, недели. Смотрела на прошлое со стороны, прячась и замечая все новые детали. Открывала для себя иной мир, будто наблюдая за всем через призму, искажающую реальность. Больше не существовало правды и иллюзии. Все смешалось в один клубок из тысяч разноцветных ниток, в котором я никак не могла отделить одну от другой.
— Разве это так важно? — на ступеньки около школы, где я сидела, наблюдая за футбольной командой, опустилась Лидия.
Я отправила в рот очередную конфету и протянула подруге упаковку соевого молока.
— Что именно?
Девушка достала из рюкзака яблоко и вгрызлась в него. По подбородку потек сок, но она словно и не заметила.
— Реальность. Выдумка. Разве есть разница? Не все ли равно, если то, что ты видишь, делает тебя счастливой?
Я пожала плечами. Никогда не задумывалась, почему так важно разделять то, что есть на самом деле, и обман. Это и так подразумевалось само собой.
— Если я останусь здесь, никогда не увижу дорогих мне людей вновь.
— Ты можешь создать их сама и поселить в своей голове. Здесь им будет даже лучше, чем в том, настоящем мире. Здесь они в безопасности, и Древним не достать их. Ты защитишь всех нас, Айви, — Лидия убрала волосы с лица и перевела взгляд с меня на поле.
Но ведь те, настоящие друзья…
В реальном мире угроза все еще нависала над ними грозовой тучей, и следовала по пятам. Я не могла позволить себе оставаться в мире иллюзий. Это всего лишь эфемерное ощущение покоя и контроля. Я стояла посреди толпы мортов, копающихся в моей голове, и дала им полный доступ ко всему, что я сама только помнила. Но я не отрекалась от собственной жизни, не завещала им себя без остатка. У меня все еще осталось за что бороться.
— Ты по-прежнему приносишь проблемы, — раздался в голове голос бабушки.
Все вокруг померкло, и меня окутал мрак. Туман все еще сопровождал меня. Я не видела его, но чувствовала цепкие пальцы, вцепившиеся в меня и не желающие отпускать.
— Я люблю жизнь. Разве за это судят?
Бабушкин смех звучал отовсюду. Прислушавшись, я в ужасе осознала, что я сама была его источником. Смех срывался с моих губ, заполняя пространство, и бабушка говорила, используя мое тело.
— Ты не такая, как мы, а это уже повод для казни. Но… — она выдержала небольшую паузу, — в тебе есть нечто, напоминающее меня в твои годы.
