Я обернулась и посмотрела на него. Взлохмаченный, сонный, но от чего-то радостный, словно ребенок, он смотрел на меня с беспокойством.
— Не хочу, чтобы этот день закончился. Не хочу вешать на него ярлык со словом «Прошлое».
Парень пересек комнату, попутно выключая свет, и, бережно обхватывая пальцами мое запястье, потянул в сторону выхода на задний двор. В лицо мне ударил ветер, а легкие наполнились ночным воздухом. Пройдя пару метров, друг отпустил мою руку. Он присел, запуская пальцы в промерзлую траву. Я молча смотрела на него и боялась сказать хоть слово, разрушить тишину.
Айзек просидел так несколько минут, а после разлегся на земле, приглашая меня лечь рядом. Я послушно последовала его просьбе и легла, устремляя взгляд в небо. Над нами едва заметно мерцали звезды, посылая сигналы из космоса, которые людям было невдомек разгадать. Мы ведь были столь малы на фоне гигантской вселенной, которая с каждым днем все расширялась.
— Этот день никогда не станет прошлым, — голос Айзека был непривычно серьезен. — Даже по прошествии миллиона лет он останется здесь, застывший в вечности. А мы с тобой так и будем лежать под звездами и говорить, и тебе все так же будет восемнадцать. Всегда.
Его слова звучали как обещание. Иногда меня пугала его проницательность и умение сказать что-то слишком важное в нужный момент.
— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Пообещай, что не откажешься.
— Нет, конечно, буду только рада, — я улыбнулась.
Его пальцы коснулись моих и легонько сжали, придавая уверенности. Свет звезд в небе стал ярче. Этот день остановился в вечности, где мне без конца исполнялось восемнадцать.
Меня разбудил голос Эвон, напевающий какую-то мелодию. Я приоткрыла глаза и оглядела комнату. Девушка сидела на подоконнике, свесив одну ногу, и смотрела куда-то вдаль. Я выбралась из-под одеяла, стараясь не потревожить посапывающую рядом Нию. Босые ноги мерзли, касаясь холодного пола, и на цыпочках пересекла комнату, устраиваясь рядом с душой на подоконнике.
Солнце постепенно приподнималось над горизонтом, прогоняя тени с заднего двора дома Аккерман. Ветки старой ивы лениво покачивались на ветру, приветствуя очередной ноябрьский день. Через приоткрытое окно доносился шум автомобилей и запах выхлопных газов, спутников городской суеты. Даже в воскресное утро Гринвилл спешил куда-то.
— Каково это, быть восемнадцатилетней? — спросила Эвон, резко прервав песню.
Я перевела взгляд с Майло, бегающего в слегка пожелтевшей траве с высунутым языком, на подругу. Ей, навечно шестнадцатилетней, хотелось узнать, изменилось ли во мне что-то. Но внутри все молчало. Жизнь не вывернула руль в сторону, превратив происходящее в захватывающее приключение, не вырвала меня из лап Мортема, протягивая желанный подарок — свободу. Все осталось таким, как и прежде.
— Ничего не изменилось, если ты об этом. Я все та же я, неуклюжее, нелепое создание, которое застряло меж двух миров. Это ты хотела услышать? — с улыбкой спросила я.
Насмехаясь над самой собой, было проще переносить реальность. Казалось, стоит просто улыбнуться, как груз сам свалится с плеч, и станет легче дышать. Только вот цепи все так же окутывали сердце, а на легкие давило что-то. Иногда врать самой себе становилось невыносимо больно.
— Я хотела бы узнать, каково это… — прошептала душа, спрыгивая с подоконника. — Я ведь так и не увидела жизни. Мечтала о романтическом поцелуе с Жаном посреди Центрального Парка в Нью-Йорке, а получила поцелуй с иномаркой. Неплохо она так по мне прокатилась, скажу я тебе. Иногда я все еще слышу хруст собственных костей. Знаешь, будто кто-то просто ветку сломал. Такой привычный звук, и такой страшный. Слыша его, я вздрагиваю каждый раз в ожидании боли. Но она не приходит. Только пустота, пугающая безмолвная пустота. Как думаешь, когда-нибудь, я смогу свыкнуться с тем, что случилось?
По телу побежал холодок. Словно чьи-то ледяные пальцы коснулись затылка, пуская мурашек в бег по коже. Перед глазами, словно на повторе, то и дело всплывал образ Эвон, распластавшейся на дороге, ее пустых глаз и изуродованного тела, истекающего кровью.
— Самое смешное, что все в этом доме окажутся на моем месте. Или, что еще хуже, на месте тех, кто остался в стенах Хранилища. Они думают, что у них масса времени, как и я когда-то думала, но времени нет. Это понятие вообще порядком абстрактно. Вот ты дышишь, а в следующую секунду уже кто-то из мортов вытаскивает твою душу наружу, унося подальше от мертвого тела.
— Но они живы, разве не так? Сейчас они живы, и только это имеет значение.
— Не обманывайся, — взгляд Эвон резал не хуже ножа. Жестокий, безразличный, пустой. — Они уже наполовину мертвы, и всего лишь двигаются из отправной точки в конечную. Все, что ты можешь сделать, так это наблюдать их путь длиной в несколько галактических мгновений.
Со стороны кровати послышался шорох, и из-под пледов показалась голова Нии. Девушка сонно потерла глаза.
— Что ты там делаешь так рано?
— Не спится. Не обращай внимания, — я послала подруге теплую улыбку, пытаясь успокоить.
Эвон бросила завистливый взгляд на Нию. Пусть душа не признавалась, я видела в ней злость, направленную на моих друзей. Она ненавидела их за то, что те были живы, а она умерла молодой. Глупая ошибка стоила ей всего, и девушка втайне завидовала людям по ту сторону. Она видела мое желание уберечь друзей от неизбежного, и завидовала, ведь ей не посчастливилось встретиться с кем-то, как я.
