— Иногда ты бываешь такой мерзкой, — едва слышно бросила я, обращаясь к душе.
— Все они умрут. Когда-нибудь. Пусть даже через десятки лет, — прошипела Эвон, сверля взглядом Нию. — И у тебя останусь только я.
— Заткнись, Эвон, — прошептала я. — Просто заткнись.
На пороге нашего дома меня уже ждала мама. Она обняла меня и пропустила внутрь. Я тут же уловила постороннее движение в гостиной. Хизер поднялась с дивана и неохотно подошла. Ее взгляд, колючий, как и прежде, избегал меня, словно сестра намерено не хотела признавать факт моего присутствия в комнате.
— С днем рождения, — сухо пробормотала девушка и протянула мне сверток. — Это от нас с Логаном и от Лизель.
Упоминание о бабушке тут же насторожило. Ее подарки никогда не сулили ничего хорошего, сколько я себя помнила, и, по обычаю, к чему-то обязывали. Я выдавила улыбку и приняла сверток из рук Хизер. Сестра тут же поспешила вернуться на диван, а ее место занял Логан. Мужчина сгреб меня в объятья и, лучезарно улыбаясь, пожелал стать самой лучшей на экзамене летом.
Логан Купер полюбился мне с первых дней нашего знакомства. Простой парень, без высокопоставленных родственников в Сенате, он умел вести себя непринужденно и без проблем влился в круг семейства Блумфилд, расположив к себе каждого. Я мало помнила о том времени, когда они с Хизер еще не были женаты, а после новоявленное семейство Купер переехало в Неваду, но еще с детства он ассоциировался у меня с сияющей улыбкой, словно у Логана каждый день наступало Рождество.
Мама предложила всем выпить чаю, и, пользуясь моментом, пока все понемногу перемещались на кухню, я ускользнула в комнату, чтобы переодеться и перевести дух. Порывшись в шкафу, я выудила растянутый слегка выцветший свитер и натянула его на себя.
— И что же могла передать тебе бабуля? — Эвон расположилась на кровати.
Я демонстративно отвернулась. После сказанного в доме Нии мне не хотелось говорить с подругой. Пусть ее слова и были правдой, но душа пропитала их завистью и ревностью. Внутри стало гадко от самой мысли о том, что девушка могла быть такой.
— Ты теперь со мной и говорить не будешь?
— Не хочу.
Эвон сложила руки на груди.
— Да ладно. Ты такая ранимая? На правду обиделась?
— Не на правду, — отрезала я. — И я не обижалась. Мне просто неприятно видеть тебя такой.
— Уж прости, маленькая ранимая принцесса, такова реальность. Я говорю все так, как есть. Почему-то, из уст других тебя это не так задевает.
Я резко развернулась и уставилась на подругу. Девушка вопросительно смотрела на меня, слегка приподняв левую бровь. Свет, исходящий от нее, потемнел до цвета синей пыли, а пульсирующий огонек на месте сердца горел ярче. Слишком много эмоций, переполнивших душу, рвались наружу, но Эвон сдерживала их изо всех сил, пытаясь не выплеснуть на меня.
— Я злюсь, потому что ты ненавидишь их. Их всех, — я взмахнула руками от негодования. — Просто за то, что они живые. Ты делаешь вид, что все в порядке, но это не так, и я вижу, как ты смотришь на моих друзей с завистью и нескрываемой злобой. Ты хочешь, чтобы они оказались на твоем месте, почувствовали твою боль, узнали, что такое — быть мертвым. И это раздражает меня. Никто не виноват в том, что ты умерла. Ни ты, ни я, ни они. Никто над этим не властен, ты это понимаешь, Эвон? Никто! Морты всего лишь забирают душу из уже мертвого тела, а кому умирать — решать не нам. На кого же ты злишься? На судьбу, которая была прописана тебе уже в тот момент, когда ты появилась на свет, или даже еще раньше?
— Да, я ненавижу их! — взорвалась девушка. — Ненавижу за то, что они так беспечны. Почему никто из них не видит того, что происходит? Почему Оливия упорно не замечает, что нравится Айзеку? Почему Лидия никак не сходит на свидание с тем парнем из интернета? Почему Ния упускает шанс уехать учиться в Европу, когда у нее есть возможность, и остается здесь, потакая желаниям ее родителей? Почему они отпускают поводья, позволяя лошадям скакать туда, куда им вздумается? Я ненавижу их за бездействие и бездумное отношение к тому, что им дано. У них есть возможность, у меня ее не было.
— Что у вас здесь происходит? — в комнате откуда ни возьмись появился Сид.
— Ничего. Просто я слишком устала от человечности, — отмахнулась Эвон и в мгновение ока исчезла за стеной.
Я рухнула на кровать. В груди клокотала ярость, застилающая взгляд. Мне надоело быть Эновисон, надоело видеть боль душ, которые уже никогда не смогут вернуть себе жизнь, и не иметь возможности ничего с этим сделать. На несколько мгновений мне захотелось, чтобы кто-нибудь из Тесефи забрался в мою голову, отбирая мой дар, заткнул надоедливых мертвых. Быть может, именно эта боль сделала Хибики безумной.
— Айви, все в порядке? — мальчик присел рядом и коснулся моих волос.
Я не заметила, как по щекам заструились слезы. Почему-то слова Эвон ранили меня. Словно я была повинна во всем, и в ее смерти тоже.
— Я устала, Сид, — пробормотала я. — Я так устала.
— Может, я могу помочь?
«Не можешь, Сид. Никто не может».
