жизнь бывшего раба?

А Лёдник — вот же упрямый! До смерти упрямый! Мог и поехать на смерть.

Прантиш бросился в профессорский кабинет, безо всяких церемоний поразбрасывал на столе бумаги, повытаскивал ящики. В верхнем лежал запечатанный конверт, подписанный пани Саломее Лёдник и пану Прантишу Вырвичу. Новоиспеченный доктор и подхорунжий не колебался: разорваный конверт полетел на пол, а содержимое.

Лист выскользнул из пальцев и отправился на пол за разорванным кон­вертом. Саломея подняла бумагу, пробежала глазами по ровным строчкам. Непослушными губами спросила Вырвича:

— Что это значит?

Вырвич схватился за голову. Он же давал слово Лёднику не рассказывать его жене о присяге!

— Знаешь, где имение Агалинских? — вдруг властно крикнула женщина, схватив Прантиша за ворот. — Покажешь дорогу! Едем!

И снова они гнали лошадей, и снова ценою была жизнь. Ветер, еще сохранявший весеннюю пронзительность, нетерпеливо подгонял их в спины, из-под копыт фонтанами разбрызгивалась грязная вода, которая еще недавно была прозрачным, как диаманты, дождем. Прантиш посматривал на воин­ ственный профиль женщины, приникшей к шее коня, этим будто убыстряв­шей его бег, и приходило в голову, что не хотел бы он очутиться на месте того, кто обидит ее любимого. Да и пистолеты пани прихватила с собой. А что такого? Женские дуэли — обычное дело. Даже российская императрица Екатерина еще в качестве жены наследника трона ежегодно по нескольку раз бывала секунданткой у своих придворных дам. В Европе есть женщины, кои и мужчин на дуэль вызывают. Одна такая, во Франции, сразу с двумя дралась на шпагах, одного прикончила уколом в горло, второго — в сердце. Даже король вмешался и приказал воинственной паненке больше дуэлей не устраивать. Панна Богинская вон как ловко управляется с кинжальчиком, хоть и щуплая. И пани Саломея, похоже, не оплошает.

Имение Агалинских было не такое большое, как дворцы Богинских и Радзивиллов, но все-таки — двухэтажный каменный дом с колоннами, камен­ные хозяйственные постройки, красивый парк с мраморными беседками. Еще было замечено, хоть гостей пропустили беспрепятственно, что имение подготовлено к обороне, как настоящий замок, — даже орудия стояли на валах.

— Где его мость пан Гервасий Агалинский? — крикнул Прантиш лакею в белой свитке. Тот испуганно поклонился:

— Его мость пан с гостем пошли на конюшню. Туда вон. За деревья­ми. Но пан Гервасий приказал их не беспокоить! И чтобы никто к конюшням не подходил! Ни в коем случае. Увидит, что кто-то подсматривает, — уши отрубит!

Завернув за угол длинного каменного строения, в котором размещались конюшни, Прантиш увидел две фигуры. И остановил Саломею, зашептал:

— Подожди. Здесь дело чести. Если вмешаться — можем сделать хуже. Пусть разберутся между собою раз и навсегда. Появиться успеем, когда дойдет до. необратимого. Но не будет же пан Гервасий Бутрима действи­тельно убивать!

Саломея, которая до крови кусала губы от тревоги, молча кивнула голо­вой. Оба, спрятавшись за толстенную липу, осторожно подобрались ближе. Прантиш придерживал Саломею за плечи — боялся, что она все испортит, выбежит. Потому что женщину даже трясло от страха за любимого.

А любимый никакого страха не проявлял. Мрачный, саркастичный. Ну, как всегда. Пан Гервасий тоже не улыбался, стоял, сунув руки за литой слуц­ кий пояс, опоясывавший синюю чугу.

— Ну что, Бутрим, место тебе знакомое. Насколько я знаю, проводил ты здесь много времени. Без пользы, правда, для твоей спины.

— Выбор места отдаю вашей мости, — холодно промолвил Лёдник. — Я не привередливый.

Пан Агалинский криво усмехнулся:

— Еще бы тебе перебирать. В конюшню, на привычную тебе скамью не пойдем. Ложись, доктор, просто на землю. И безо всяких ковриков.

Вырвич скрипнул зубами. Бить шляхтича на голой земле — это позор! На ковре — можно. Кого на ковре не секли? Даже Пана Коханку отец, великий гетман, охаживал. Но Лёднику шляхетские тонкости, похоже, были безраз­личны. Снял камзол, рубаху, рассеянно бросил, скомкав, в сторону, просто на влажную от недавних дождей траву, как бы не надеясь больше надеть. Лег.

— Эдак вашей мости удобно будет меня убивать? — еще и яду в голос подпустил. — Предупреждаю, я живучий. Поработать пану придется тяжело.

— Ничего, я сильный! — насмешливо промолвил пан Агалинский. — И спешить нам некуда.

И снял со стены, с одного из специально забитых крюков, даже не плеть — а кнут, с тяжелым плетеным «хвостом». Да что это, Американец всерьез собрался доктора прикончить? Это уже не шуточки!

Прантиш едва удержал Саломею, которая зажимала рот кулаком.

— Как же долго я мечтал это сделать! — весело прорычал пан Гервасий и изо всей силы ударил доктора по спине.

— Это тебе за пани Гелену. Это за брата моего. Это за то, что лезешь без стыда в постели шляхтянок!

Вырвич прикидывал, сколько стоит подождать. Доктор, конечно, живу­чий, но ведь шкура у него не такая же, как у дракона.

Но пан Гервасий, хлестнув три раза, остановился. Выпрямился, вытер рукавом взопрелый лоб, с облегчением выдохнул:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату