Саломея плакала от счастья и от жалости, замечая все новые, незаметные чужому глазу, следы, которыми пометила немилостивая судьба ее мужа во время невероятного странствия. Вот углубилась морщина, появились седые волосы, прибавилась царапина. Целовала его ладони со следами от желез ных копий.
— Послушай, Саломея, я должен признаться. Во время путешествия со мной случилось. Я не удержался. — с трудом подбирая слова, начал Лёдник. Прантиш сразу догадался, что готовится исповедь по поводу Пандоры и колдовского соблазна в Томашове. Нет, этот доктор все-таки чудак! Но мудрая Саломея заставила мужа умолкнуть, положив узкую ладонь на его рот.
— Все, что с тобой случилось в дороге, все соблазны, все несчастья — не имеют значения, если ты снова со мной. Неужели ты думаешь, что я не разделю с тобой все? Не пойму, не прощу? Глупенький! Даже если бы ты возвратился ко мне в образе кровожадного змея — я узнала бы тебя и приняла! Подожди, я чувствую, что здесь, на твоей левой руке, тоже рана. Больно?
Прантишу тоже досталось радости и ласковых слов. А потом пани Саломея заглянула в глаза студиозусу:
— А что случилось с паном Вырвичем? Его мость перенес какую-то серьезную потерю?
— Можно сказать, да, — мягко ответил вместо Прантиша Лёдник. — Первое разочарование в первом чувстве.
Саломея соболезнующе дотронулась до плеча студиозуса, который постарался принять гордый вид. Еще чего — его будут жалеть из-за разбитого сердца! За то, что выбрали не его! Но пани Саломея промолвила только:
— Когда придет настоящее, твое, мальчик, — ты его не упустишь. Ни за что. Поверь, я тебя знаю, у тебя хватит сил.
И Прантиш Вырвич нашел силы улыбнуться.
Глава шестнадцатая
Счастье Балтромея Лёдника
Вообще-то опрокидывать, как кружки с дрянным пивом, сундуки с золотыми дукатами не принято.
Принято золотые дукаты пересчитывать, любоваться их властным соблазнительным блеском, перепрятывать, прикидывать, на что потратить.
Но доктор Балтромей Лёдник сундучок с красивой резьбою, с накладным золотым вензелем под короной именно что опрокинул, и дукаты обиженно раскатились по столу, со звоном цепляясь за химические приборы.
— Фауст, не горячись! — погладила мужа по спине пани Саломея. — Ну швырнешь ты эти монеты, по твоему выражению, в дипломатическую харю князя Репнина, наживешь еще одного могучего врага, а что дальше? Лучше отдай эти деньги на церковь!
— Как ты не понимаешь! — бушевал Лёдник. — Это не плата за то, что я по его заказу обдурил двух магнатов, отвлек их внимание от борьбы за трон! Чтобы я участвовал в политических интригах, да еще так. Позор!
Доктор нервно ходил по кабинету.
— Балтромей, не переоценивай свою значимость! — сурово сказала Саломея, морщинка обозначилась между ее черными изогнутыми бровями — настоящий мужчина сделал бы что угодно, только бы на этом совершенной красоты облике не появлялось таких морщинок. Действительно, после своего заточения в монастыре, о котором она не любила вспоминать, приступы тоски время от времени посещали жену доктора. — Неужели ты думаешь, что так уж существенно повлиял на политические события, создал, как бы сказать, исторический вред? Во-первых, и без тебя бы какую-нибудь интригу придумали. Во-вторых, ты что, считаешь, что его мость князь Радзивилл сидел и ждал твоего огненного меча? Да от него на каждом соймике едва стены не рушились! Уверена — он за гулянками да заседаниями и не вспоминал о заморской экспедиции, восковой кукле, чудо-оружии. А князь Богинский — неужели, если бы ты не отправился за море, он был бы смелее и удачливее? Не думаю. А в третьих, ты действовал ради спасения своих близких, а значит, ради единственно правильной цели во времена политических хороводов. Радзивиллы и Богинские о тебе забыли, князь Репнин доволен. Да это просто чудо! И знаешь что. — Саломея легонько поцеловала мужа в щеку. — Забудь о своем странствии, как о страшном сне.
— Я бы и рад. — тоскливо промолвил Лёдник и повернулся в тот угол кабинета, где стоял наполовину разобранный ящик. А в ящике сидела вос ковая Пандора, — никто из домашних не мог сообразить, кто и зачем ее доктору вернул. Верный слуга Хвелька, когда оказывался рядом с сатанинским автоматом, только испуганно крестился да читал молитвы. Лёдник подошел к кукле, задумчиво прикоснулся к ее бело-розовому лицу, очертил пальцем абрис