И Лёдник с новыми силами взялся за ремонт, как мороз на ночь.
— Бутрим! Тебя в алхимическое золото переплавили? Ты зачем Хвельку прогнал?
В комнату стремительно вошла женщина с гибкой и стройной фигурой, ее волосы были забраны под скромный чепец, но огромные синие глаза смотрели так, что истинный мужчина под взглядом этих глаз сразу же мечтал убить дракона или совершить хоть какой-нибудь подвиг, лишь бы посмотрела более ласково, лишь бы улыбнулись эти совершенно очерченные губы.
— Прости, Саломея, но у меня интересная научная загадка. — пробормотал Лёдник, который стоял на коленях перед восковой панной, сунув за ее спину руку, даже не взглянув на живую красавицу. Но пани Лёдник не обиделась. Она как завороженная смотрела на Пандору.
— Ого, какая у тебя новость! Действует?
— Нет. — буркнул Лёдник. — Рисует каракули, но я уверен, это только для отвода глаз. Сначала были отсоединены несколько деталей, и похоже, это кто-то сделал нарочно. А какой-то важной детали просто нет. Мне нужно понять, как она должна выглядеть.
Гостья сразу же присела рядом с мужем, всматриваясь в механизм.
— Я не очень разбираюсь в машинерии. Но, возможно, вот это колесико должно быть сочленено вон с тем?
— А я думаю, нет, — рассеянно ответил Бутрим. И понеслось. Дискутировать семейная пара Лёдников умела в совершенстве, с использованием десяти языков и множества научных словечек, от коих у нормального студиозуса сводит челюсти, как от черемуховых ягод. Вскоре нежные белые ручки пани были также выпачканы смазкой и оцарапаны острыми зубцами шестеренок, как и у Прантиша и профессора, и все присутствующие, кроме сероглазой Пандоры, успели три раза поссориться по поводу назначения той или иной детали. И Вырвич в очередной раз подумал, как же повезло Лёднику с женой.
Лёдник начертил гипотетический вид детали, которой не хватало, после чего они с Прантишем пробовали что-то похожее сделать из латунной проволоки. Установить на нужное место.
Только колокол, который просигналил, что время гасить огни, заставил прервать работу. Тут же защелкал металлический соловушка, восковая рука Пандоры вздрогнула, и зажатый в ней карандаш провел по бумаге еще несколько линий, потом черта немного искривилась. Но дальше дело не пошло.
— Ну, почти закончили! — удовлетворенно промолвил Лёдник, размазывая по щеке жирное черное пятно. — Нужно только заменить пружинку. Завтра закончим, и барышня нам что-то напишет.
— Бутрим, — неожиданно серьезно заговорила Саломея, заглядывая в мертвые глаза Пандоры. — Мне почему-то неспокойно. Не нравится мне эта кукла. С чего бы это такой странный подарок от гетмана? Не прячется ли здесь какая-то интрига, и мы снова по самые уши встрянем в кровавые при ключения?
— Прекрати, Залфейка, — покровительственно промолвил утомленный Лёдник. — Это всего только интересный дорогой автомат для развлечений богачей. Уверен — если бы не хворь, князь просто пригласил бы меня помочь запустить эту штуку. У пана Кароля Радзивилла вон золотой павлин есть, который ходит и хвост распускает. Какие тут могут быть тайны, кроме механических?
— Возможно, и так. — тихо промолвила Саломея. — Но ты сам рассказывал мне историю пражского Голема. И я чувствую, что лучше всего было бы тебе взять топор, порубить эту куклу вдребезги да утопить в Вилии.
— Нервы у тебя расшатались, Залфейка! Сделаю тебе на ночь отвар львиной травы. — Лёдник прижал к себе жену, поцеловал ее в лоб.
— Все, идем. А ты, кот мартовский, — сурово взглянул на Прантиша, — пойдешь с нами. И переселишься с этих пор в наш дом. Теперь ежедневно, как стемнеет, — чтобы был в комнате! Ясно?
— Ясно. — пробурчал Вырвич. Пани Саломея нахмурилась.
— А что случилось? Почему ты так с мальчиком строго? Пан Вырвич чего-то натворил?
— Потом расскажу. — недовольно ответил профессор, застегивая камзол.
А под окном ревели пьяные голоса, будто грешные потомки Адама просились к праведному Ною в ковчег, который вздымается на волнах Всемирного потопа все выше и выше:
— Умер его мость князь Радзивилл! Оплачем великого гетмана! Гуляем, паны-братья, в память щедрого князя нашего!
В опустевшем кабинете смотрела во мрак серыми мертвыми очами восковая кукла в белом парике, украшенном жемчугами, и никто не видел, кроме металлического соловушки, как дернулась ее рука с зажатым в пальцах карандашом.
Глава вторая
