Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

инициативу. Мигель должен продолжить свои странствия, вести свои важные разговоры и, в конце концов, соединиться с самой Землей. Это ведь ясно! Он – вестник. Это его предназначение, как и многие другие дела. Его видение растет, расширяется – оно не должно сейчас оборваться.

– Он трудится с нашей всеобщей матерью – и труд этот он еще не закончил, – объяснила Сарита.

– Мне она не мать, – обеспокоенно сказала женщина.

– Он делится своей мудростью, щедро отдает другим…

– Кому отдает? Тебе?

– Миру! Он еще не окончил свою миссию вестника…

– Ты хочешь сказать – ему еще нужно какое-то время побыть твоим заботливым сыном?

– Ему еще нужно какое-то время побыть… самим собой!

Призрак беззвучно двинулся к старушке, дохнув ей в лицо холодом.

– А разве он не на сто процентов тот, кто он есть?

– Вы можете мне помочь или нет? – вне себя выкрикнула Сарита. – Он должен вернуться ко мне… в наш мир.

Прелестное существо коротко вздохнуло и наклонилось к старушке, внимательно рассматривая ее.

– Тебе нужна моя помощь? – только и сказала она.

– Мне нужны ваши знания.

Красавица снова вздохнула – теперь как будто прошипела, а в темнеющем небе сверкнула молния. Глаза ее вспыхнули красным цветом, который сменился нежнейше-карим. Женщина засмеялась, волосы ее развевал этот удивительный ветер чувств, поднимаемый, кажется, только ею.

– Подумать только! – снова прошипела она. – Глядя на тебя, можно было ожидать беды! А ты, оказывается, совсем безобидная. Да мы с тобой одной крови, vieja![9] Ты мое подобие, сестрица. Будь моим желанным гостем. Хочешь знаний – я тебя забросаю ими!

– Можешь называть меня матерью Саритой, я ведь старше тебя. А у тебя есть имя?

– Я тоже старая. Старше тебя, Сара… Сара, – существо отчетливо выговорило древнее имя со священными корнями, смакуя его звучание. Потом помолчало, разглядывая лицо старой женщины. – Сара, – снова прошептала она. – Впечатляет. Заслуженное имя. По такому случаю возьму-ка и я себе имя, которое будет мне впору.

Сарита ждала, перебирая в уме: какими только именами люди не называли это создание на протяжении тысячелетий – и священными, и похабными.

– Как меня называть? – громко вопросила красавица. – И на каком изысканном языке? Может быть, на твоем? – Ее лицо сначала выразило беспокойство, потом веселье и, наконец, решимость. – Зови меня La Vida[10].

Она бросила взгляд на дерево у горизонта и, усмехнувшись, вся преобразилась.

– Да-да, – вздохнула старушка. – Жизнь.

Кажется, это создание замахивается на то, что ей не по силам.

– Или… Пожалуй, нет. Думаю, La Luz[11] лучше подойдет.

La Luz? Опять пальцем в небо. Вообще-то, света в этом уголке маловато.

Сарита согласно кивнула.

– Почему бы и нет.

– Нет, – сама поправилась женщина. – La Verdad[12]. Зови меня так.

– Как скажешь.

Покачав головой, Сарита потянулась за сумкой.

– Постой! – Призрак завертелся на месте, всклубив краем платья пепел с земли. – Мне нужно величественное имя! Романтичное! Называй меня La Diosa![13]

«Ну да, конечно, – подумала Сарита. – Как не наречь себя богом, когда живешь только спесью и заблуждениями?» Когда-то ей рассказывали про один модный ночной клуб с таким названием в Гвадалахаре – там женщины плясали полуголыми на сцене, стыд-то какой! Она представила себе эту картинку, и ей стало смешно.

– У меня уже голова от тебя закружилась, – со вздохом пожаловалась Сарита. – Ла такая, ла сякая, ла-ла-ла. – Перед глазами у нее все стояли эти нагие девки из стрип-клуба, и ее так и подмывало подразнить это самонадеянное создание. – Может, просто Лала? Шикарное имя.

Рыжеволосая повернулась и уставилась на нее.

Сарита осеклась: уж не обидела ли?

– Ну, в имени Лала – и что-то светлое, и живое, – сказала она, чтобы исправить положение.

– Я – La Diosa, – заявила ее собеседница как о деле решенном и натянуто улыбнулась. – Но поскольку в этом начинании мы