Он смотрел, как она идет на площадь – и в тот ад, который своими силами создавала в своей душе всю жизнь. Это первый шаг. Он знал: ей предстоит сделать еще много шагов. Выбрав жизнь в Царствии Небесном, там, где правит уважение, где счастье приходит к человеку без всяких усилий, она должна будет совершить еще много открытий. Она обнаружит, что выйти из ада означает также отбросить свои любимые истории. Даже небеса кажутся людям уже не такими желанными, как только они понимают, что под угрозой оказались их убеждения. Они готовы подвергнуть сомнению свою истинную природу, но только не свои знания.
То, что этот путь начала Дхара, было правильно. Это она разыскала Мигеля, явилась перед ним наяву из его видений. Вместе с этой женщиной он мог идти по жизни. Она была его женщиной, и на карту было поставлено счастье всей ее жизни.
Мигель велел ученикам последовать примеру Дхары. Затем он неторопливо пошел по площади, к пирамиде Кецалькоатля, уменьшенной версии двух пирамид, высившихся дальше по дороге. Он встал на возвышение напротив пирамиды. Между двумя сооружениями было углубленное пространство. Мигель представил себе, чем оно было в давние времена: заполненным водой глубоким рвом между площадью и священным храмом. В безлунные ночи ученики должны были, идя навстречу смерти, прыгнуть в мрачную пропасть.
Он знал: чтобы возродиться, нужно умереть. Как и многие из учеников, Дхара должна сегодня расстаться с жизнью. Завтра она умрет немного больше, чем сегодня. Каждый раз, уступая смерти, она будет умирать по отношению к известной ей реальности. Мигель знал: из нее выйдет хороший воин. Но он не знал, сколько времени ей понадобится и сколько она потребует внимания. Со временем она познает то, что когда-то постигли древние мастера. В тот миг, когда мы принимаем молекулярную форму, мы перестаем понимать, что мы бесконечны. Испуская последнее дыхание, мы умираем для конечного и временного. В видении между рождением и смертью есть только осознанность.
В древнем Теотиуакане ученики обретали осознанность с каждым умиранием, начиная с прыжка во тьму. Изъявляя готовность умереть физически, они вступали на путь, который будет продолжаться всю оставшуюся жизнь. На ученичество уходили годы и десятилетия. Они совершали прыжок. Потом его приходилось совершать снова. Даже когда не было черного рва с водой, они постоянно сталкивались лицом к лицу со страхом. Постепенно страх становился демоном все более изворотливым. Больше всего люди боятся тайны, которая заключена в них самих. Чаще всего куда легче пережить опасность физической смерти. Гораздо проще броситься с карниза в непроглядную тьму.
Великие духовные воины глубоко заглядывают в бездну души и, сталкиваясь с худшими из своих страхов, вновь и вновь обретают осознанность и окончательный покой. Мигель снова посмотрел на пирамиду и представил себе храм, который когда-то венчал это великолепное сооружение, – с сотней каменных змеев и морских созданий, которые защищали его от сил зла. Совершая путь здесь, можно чувствовать себя в безопасности, подумал он. Он возобновит древнюю традицию. Ученики найдут его. Все больше искателей будет приезжать сюда – тех, кто жаждет жизни в Царствии Небесном и готов, отправившись в путешествие, перестать знать себя. В древние времена ученику для преобразования требовались годы, а иногда и целая жизнь.
По его расчетам, путь должен был занять четыре дня.
Видение о Дхаре напоминает мне о понятии «духовный воин». Воин – это тот, кто участвует в сражениях. Он (или она) – солдат, боец. Каждый воин с кем-то воюет. Человечество знает войну как насилие, нападение на других людей. Одна группа восстает против другой, страна идет против страны – предполагается, что война решит конфликт, но она, конечно же, лишь становится самым страшным из всех конфликтов. Убийство ведет к новым убийствам. Поражение провоцирует ответный удар и жажду мести. Война, как мы ее знаем, в конечном итоге мало что решает, но есть другая война – та, что меняет поведение человека. Если бы мужчины и женщины испытывали тягу к такой войне, в которой не проливается ни капли крови и никто не умирает, то странам незачем было бы нападать друг на друга. Для этого необходимо другое сознание: оно должно заглядывать внутрь себя и понимать, что битву нужно вести со своими собственными закоснелыми убеждениями и суждениями. Это редкий вид сознания: оно смотрит, видит и затем решает начать эту войну –
Духовный воин – совершенно особый человек. Для любого сражения нужно оружие, и ни для кого не секрет, как мы наносим поражение самим себе – а потом и другим – оружием, называемым «слова». Слова могут обладать разрушительным действием, даже если их не произносят. Достаточно уже одной мысли. Из слов складываются войска мнений, которые самодовольно вышагивают по окольным путям нашего сознания, сея сомнения и ссоры. Мнения сплачиваются вокруг общего дела – какого-нибудь убеждения. Убеждения, разделяемые сообществом, возводятся в ранг истины. Если нет осознанности, то война идей превращается в войну против людей, но война идей может идти и внутри каждого из нас, и в ней может быть свой победитель.
Идеи и творческое мышление людей могут творить чудеса, но, когда идеи начинают воевать друг с другом, под угрозой оказываются лучшие из умов. Представьте себе, что человечество поголовно заболело, ну, скажем, тяжелой формой сыпи, симптомы которой очевидны. Если бы у каждого, кто ходит по земле, по всему телу, на каждом сантиметре кожи, были видны незаживающие, кровоточащие язвы, мы могли бы с полным основанием сказать, что человечество больно. Раны, из-за которых гноится человеческое мышление, скрыты от взгляда, но они настолько реальны и многочисленны, что можно с полным основанием утверждать: да, человечество больно. Детские травмы и разочарования продолжают калечить взрослых людей, здоровых во всем остальном. Чувства вины, стыда и неустанные обвинения превращают людей в жертв. Постоянная привычка судить превращает их в злобных существ, а мысли о несправедливости не дают остыть вечному гневу.
Все войны в политике и культуре начинаются в сознании одного человека – а это сознание нуждается в обществе. Нам нужны единомышленники.
