Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

раствориться и забыть себя там. Но, вместо этого, она собралась с духом, чтобы продолжить схватку.

– Два дерева, – повторила она. – Два древа. Разве оба они не приносят плодов? Разве они не плодоносят? И ты, и я – одновременно и творец, и сотворенное. Мой мир и твой – это одно и то же.

Она подождала, но он все молчал.

– Из единственной клетки, – продолжала она, наклоняясь к нему, вопреки своим наработанным инстинктам, – ты создаешь целую вселенную клеток, живое существо. Из единственного высказывания я создаю целую вселенную идей, живое видение. Без этого видения, состоящего из слов и смыслов, любая человеческая вселенная была бы ничем, ничего не смогла бы сделать, осуществить.

Он по-прежнему молчал. Этот человек кого угодно способен вывести из себя.

– Взгляни на два этих дерева – они совершенно одинаково священны и прекрасны! Ты воспринимаешь меня как угрозу? А ведь я – счастливый дар. Угроза же исходит от человечества, произросшего из грядки водорослей. Человечеству предназначено дышать, есть, а потом вымереть – оно же паразит на небесном теле, к которому прицепилось!

Шаман с интересом смотрел на нее, но снова ничего не сказал. Ее возмущение росло, и она почувствовала, как меняется настроение этого места. От Мигеля исходило какое-то чувство – нет, не чувство, а сила. Он всю свою жизнь, как и все люди, говорил о любви – так трогательно, так мечтательно. И только сейчас она ощутила ее силу и ее правду. Этот несостоятельный довод был его оружием. Многие приходили к нему вот так – они были готовы спорить и жаждали победы. И все они не устояли перед силой любви, их доводы были разбиты. С опаской она вдруг вспомнила прежние стычки. Она ведь конфликтовала и раньше, но кто всегда побеждал? Кажется, любовь?

– Впереди другие воспоминания, m’ija, – сказал шаман. – Возвращайся к своим поискам. Вспомни, как знания могут помочь осознанности.

Ну, это уж слишком! В ней, сгущая тьму и предвещая грозу раньше молнии, поднялась ярость. Ну так что ж? Грянет буря – и пусть. Пусть глаза ее зажгутся красным, пусть все вокруг бушует и горит. Пусть сгинет это безмятежное видение, пусть его унесет в самые дальние уголки вечности. Она снова скажет то, что должно быть сказано.

– Посмотри на меня, вестник! – воскликнула она. Волосы ее светились кровавым цветом, развеваясь на поднимающемся ветру. Тело ее приподнялось в воздух, к беззвездным небесам – от изысканного платья в темноту, как светлячки, разлетались кусочки опаленного шелка. – Я вытащила человечество из навозной кучи! Я улучшала и вдохновляла человека с его первого жалкого вдоха!

Каждый листок на огромном дереве затрепетал, отбрасывая золотистые и серебристые отблески на ее разгневанное лицо и на простиравшийся за нею безмолвный ландшафт. Лала все больше распалялась от своего же бешенства, и дерево откликалось на каждое злое слово.

– Вообразил себя основой жизни, великим творцом? – возопила она. – Разве гений может обречь свое творение на тяжкий труд и страдания, оканчивающиеся отвратительной смертью? Я дала людям средство жить после смерти. Слова не умирают, память остается. После того как исчезнет всякая жизнь, следы знаний долго еще будут сохраняться запечатленными в камне, врезавшимися в звездный свет!

– Да, любовь моя, – наконец ответил Мигель.

Она посмотрела на него, и ее гнев сменился ужасом. Его ангельское лицо превратилось в дьявольскую рожу, глаза были как раскаленные угли, а волосы пылали огнем, уходящим, беспорядочно закручиваясь, вверх, во тьму. Видение приковало к себе ее взор, у нее перехватило дыхание. В тот миг она увидела себя, и ей стало нечем дышать.

– Мы с тобой – одно и то же, – произнесло ее отражение. – Мы эхо жизни, эхо историй, о которых кричат в глубокие ущелья. Послушай, как мы кричим, – сказал он, и тишина наполнилась страшным гвалтом.

Казалось, одновременно орали, ругались, молили о чем-то миллиарды людей.

– Не утомляй меня своими фокусами! – завопила она, и ее слова вернулись к ней огненной бурей.

Лицо, смотревшее на нее, было карикатурой ее лица. Голос, отвечавший ей, так пугал, что ее решимость поколебалась.

– Увидь меня, – издевался ее зеркальный образ. – Услышь меня. Подчинись мне.

– Хватит!

– Бойся меня. Повинуйся мне. Скажи, что ты моя!

Лала, богиня и тиран, больше не могла выносить это. Ее слова эхом отдавались в ее ушах, теряя всякий смысл. Ее гнев унесло ветром, она снова опустилась в тишину, села на ветку дерева – терпеливого древа жизни. Рядом с ней сидел Мигель – человек, который тихо говорил и улыбался.

– Пора отпустить, – сказал он.

Он о себе? Что он имеет в виду?

– Ты так легко и безжалостно откажешься от своей драгоценной жизни? – со слезами в голосе проговорила она.

Мигель посмотрел на нее.

– Мое тело – любовь всей моей жизни, – сказал он. – Разве могу я безжалостно обречь его на целый век боли?

Ну вот и все, подумала она и вздохнула. Она устала и скоро потеряет всякое желание продолжать. Теперь ей трудно было противостоять ему,