Радостная улыбка озарила его черты, и в воображении рисовались отрадные картины будущего.
Часы на письменном столе звонко пробили двенадцать.
— Князь Изенбург! — доложил вошедший камердинер.
— Теперь, так поздно? — удивился Платен и быстро двинулся навстречу прусскому послу, который серьезно и неторопливо миновал отворенные настежь двери.
— Что вы скажете нам хорошего в такой поздний час? — спросил граф.
— Не знаю, могу ли я сказать что?либо хорошее, — отвечал князь, маленький, худенький человек лет пятидесяти, с тонкими, изящными чертами лица и маленькими, черными усиками, устремляя свои черные глаза с печальным и вопросительным выражением на Платена. — Во?первых, — продолжал он, — я попрошу вашего ответа на ноту, переданную мною сегодня утром, который мне предписано сообщить до вечера сегодняшнего дня. Вы видите, — показал посол, вынимая часы, — что я оттягивал как мог, но уже двенадцать часов, день кончен.
— Любезный князь, — сказал граф Платен, — я вашу ноту тотчас же передал королю, и ответ в настоящую минуту у Его Величества. Я жду его с минуты на минуту и не сомневаюсь, что мы придем к обоюдному соглашению.
Изенбург слегка тряхнул головой.
— Если ответ еще у Его Величества, то вы должны его знать и я вынужден, — он сделал ударение на этом слове, — просить вас настоятельно сообщить мне его содержание. Если предложение принято, уполномочены ли вы заключить предложенный союз?
— Вы согласитесь с тем, — отвечал граф Платен, — что крепко связующие трактаты, так же как преобразовательные реформы союза, требуют обсуждения и времени.
— Настоятельнейше прошу вас, граф, — сказал посол, — дайте мне сперва на один пункт положительный ответ — я не имею полномочий входить в рассуждения: принял король союз или нет?
— Нет, — произнес граф Платен нерешительно, — но…
— В таком случае я вам объявляю войну! — торжественно возвестил князь Изенбург.
Граф Платен пристально посмотрел ему в лицо.
— Но, мой любезный князь… — начал было он.
— Вы поймете, — прервал его князь Изенбург, — что мне после только что сделанного заявления ничего больше не остается, как выразить мое глубокое личное сожаление о том, что наши многолетние отношения, о которых я всегда буду вспоминать с удовольствием, должны возыметь такой печальный исход. Прощайте же и сохраните обо мне, так же как я о вас, дружеское воспоминание!
Посланник подал графу Платену руку, которую тот взял машинально, и, прежде чем министр успел прийти в себя от изумления, оставил комнату.
Немного погодя к графу пришел Мединг и застал еще не оправившимся от недавней сцены. Секретарь передал министру приказание короля отправляться в Геттинген, а тот сообщил про объявление войны.
— Разве вы все еще сомневались в этом исходе? — осведомился Мединг.
— Я считал его невозможным! — воскликнул Платен. — И надеюсь, что в Геттингене можно будет еще кое?что устроить.
— Ничего нельзя устроить, а надо как можно скорее отправляться в Южную Германию! — сказал Мединг и ушел к генералу Брандису.
Бекманн прибыл в Ганновер с берлинским курьерским поездом и, к большой досаде, узнал, что без того уже сильно задержавшееся путешествие может быть продолжено только после того, как будут отправлены различные военные поезда.
Было два часа ночи.
С неудовольствием вышел он на дебаркадер, зябко кутаясь в дорожный плащ, закурил сигару и стал смотреть на суетливую беготню железнодорожной прислуги.
Вдруг к самому парапету подъехал поезд, составленный из небольшого числа вагонов, посреди которых бросался в глаза большой королевский вагон, украшенный короной.
— Что это значит? — спросил Бекманн у одного из суетившихся кондукторов.
— Король уезжает в Геттинген, — отвечал тот и бросился дальше.
Бекманн подошел к королевскому вагону и начал его рассматривать.
— Стало быть, правда, — сказал он, — что король уезжает. Но это не похоже на бегство: солдаты, по крайней мере, вовсе не обнаруживают стремления отступать.
Дебаркадер, несмотря на ранний час, все более и более наполнялся людьми, которые в молчаливом ожидании поглядывали на королевский вагон.
Наконец отворились большие двери королевской залы, в которой видны были генералы, министры, придворные чины, Лекс и Мединг.
Все в серьезном безмолвии расступились перед королем, направлявшимся к выходу на дебаркадер. Король был в генеральском мундире и опирался на руку кронпринца в мундире гвардейских гусар. За ним следовали флигель?адъютанты Геймбрух и Кольрауш и капитан граф Ведель.
