произнесла ни слова. Кажется, она догадывалась почему. И боялась подтверждения своей догадки? Или другого? Например, того, чего ждать дальше. Костя на секунду отвел глаза, а потом тоже посмотрел прямо и открыто.
– Жень, ты не бери в голову. Я просто помочь хочу. Без долгов, без условий. И не только тебе, еще Илюшке и вашей маме.
Как-то слишком торжественно получалось и значительно, и Костя иронично хмыкнул, развел руками:
– Это у меня наследственное, наверное. Мама же не случайно во врачи пошла. А бабушка учителем была. И до сих пор со всякими отстающими занимается, причем за так, бесплатно. Такие у нас в семье традиции. – И снова посерьезнел. – Жень, ну правда. Просто помочь.
Глава 9
Разговоры с Самойловой всегда заканчивались одним и тем же вопросом: когда ее выпишут. Честно говоря, Инна Владимировна и сама была не прочь с ней быстрее распрощаться, вот и предложила:
– Светлана Михайловна, есть одно очень хорошее лекарство. Только в нашей больнице оно не предусмотрено. Сами понимаете, насколько все в бюджет упирается. Но если хотите, можно приобрести его за свой счет. Хотя, не стану скрывать, стоит оно недешево. Очень даже недешево.
Реакция Самойловой оказалась предсказуемой. Сначала она воодушевилась, глаза заблестели, но постепенно выражение лица изменилось, как-то поблекло и скуксилось.
Лишних денег у семьи сейчас точно нет, а тут такой непредвиденный расход. Выбор не из легких: на несколько дней раньше выйти из больницы, но при этом, скорее всего, семья останется без копейки, либо…
Инна Владимировна без труда поняла, что сделает Самойлова. Никому ничего не скажет о дорогом лекарстве. Лучше выклянчит эти несколько дней под расписку, что в случае чего – без претензий к больнице. Потом кинется к домашним делам и подработкам и опять окажется в больнице под присмотром Бариновой.
Непутевая женщина. Смотрит на мир большими наивными глазами, словно не совсем понимает, где находится и что ей делать, словно постоянно ждет подсказки со стороны.
Что ж, Инна Владимировна в подсказке не откажет. Она дождалась, когда к Самойловой придет дочь, и сама рассказала девочке о лекарстве.
Даже бумажку заранее приготовила с разборчиво написанным названием.
– Конечно, это не обязательно, – под конец добавила Инна Владимировна, качнула головой сочувственно, мол, «я понимаю, что расходы большие для вашей семьи в данный момент, и будет непросто, и можно бы обойтись, сэкономить, если на этом дозволено экономить». – Но совсем не помешало бы. Очень хорошее лекарство. И маму быстрее на ноги поставит.
– Я поняла, – проговорила Женя. – Я куплю. Обязательно. Завтра.
Роняла слова и одновременно раздумывала, что предпринять, где взять деньги. Лицо серьезное и сосредоточенное. Пообещала и закусила губу.
Неужели и правда у них сейчас с финансами напряженно? Ничего не отложено на подобный случай? Как они живут?
– Спасибо, – сказала Женя на прощание, и Бариновой отчего-то стало немного не по себе.
Она проводила девочку взглядом, не сдержалась, и получилось неприязненно. Потому что хотелось сказать вдогонку: «Обойдусь я без твоего «спасибо». Лучше оставь в покое моего сына. Вот это будет настоящая благодарность. Разве у тебя других забот сейчас нет, кроме как любови крутить? Так я…» Но тут удалось взять себя в руки. Хотя к окну Инна Владимировна опять подошла, убедилась, что сегодня Женю во дворе больницы никто не ждет.
Не хватало еще!
Женя, само собой, не подозревала, что за ней наблюдают. Она прошагала по тротуару до угла здания. Сумка на плече, руки в карманах, смотрит под ноги. Одета в узкие джинсики и бесформенную теплую толстовку с капюшоном. Волосы рассыпались по плечам, свешиваются на лицо. Ну абсолютно невразумительно.
Не подходит эта девочка Косте, совершенно не подходит. Как бы яснее выразиться? Она совсем другого круга, другой судьбы. И даже внешнее сходство их семей – обе неполные, в обеих мать в одиночку воспитывает детей – не объединяет, а разделяет еще сильнее. Обстоятельства-то совершенно разные.
Инна Владимировна сделала свой выбор осознанно: не хотела ни от кого зависеть, не собиралась ни под кого подстраиваться. А Самойлова – сплошное недоразумение.
Ладно, был бы единственный ребенок, а то ведь – двое. Зачем? А отец их неизвестно где. И, возможно, даже не один отец, а разные. С Самойловой станется. Сама таких выбрала: ненадежных, легкомысленных. Зато, наверное, по большой любви.
Инна Владимировна усмехнулась.
Любила, любила, однако удержать не сумела. Один сбежал, она – ко второму. И девочка, надо думать, в мать. Но теперь-то у нее мысли другим заняты. Не до Кости. И сразу спокойнее стало на душе у Инны Владимировны, она теперь и сына не столь настойчиво выспрашивала, где он время вечерами проводит. И рисовал он не всяких там Снегурочек, а весьма нейтральные картинки. Старинный парусный корабль в море, уютный деревенский дворик, устремленные в небо вершины гор.
– Костя, а ты умеешь рисовать в этом… в векторе? – как-то вечером поинтересовалась Баринова.
