существует как минимум три правды. Правда литературы. Правда жизни. И просто правда. Правда литературы и правда жизни — они как два провода, и им пересекаться нельзя. Хотя бывает, литературная правда ослабнет и спикирует к жизненной. И тут замыкание! Проб
— Совершенно не согласен, а «Антоновские яблоки»? — фыркнул Леонид.
— Да тише вы с яблоками! — цыкнула Наташа. — Продолжайте, пожалуйста. Ужасно интересно!
— …Из своей эмиграции, — повторил Баскаков. — Знаете, что такое под «жвак?» Кто во флоте служил?
— Я служил! На Тихоокеанском, — сказал отец Владимир. — Жвако-галс.
— Истинная правда, батюшка! Это последний или первый — откуда смотреть — кусок цепи, заделанный на палубе. Под жвак — это когда якорная цепь вытравлена полностью. До жвако-галса. Ещё говорят «заправиться под жвак» — тоже полностью. Так вот, при всей длине э-э-э… бунинской якорной цепи нет страшней эмиграции, чем та, в которой я находился, когда не знал этой… искровой правды. Вот отец… — Баскаков повернулся к отцу Владимиру…
— Владимир, — быстро подсказал отец Лев.
— …Отец Владимир рассказал давеча… Когда они встретились глазами, спустя жизнь… Понимаете? Я будто там стою! Это… До мурашек. Спасибо вам… Оно открывается, когда пишешь… об этой земле, вот прямо… стоя на ней! Как сейчас в этом монастыре. Ничего не надо ждать. Искать специально. Высасывать из пальца. Такое счастье… Это не литература. Это… Я не могу объяснить! Это ощущение, которого у меня раньше не было. Это ощущение… — Баскаков замолчал… И сказал с тихой силой и чуть хрипло: —
— Шикардос, — прошептал Леонид, привстав, пожал Баскакову руку и, кивнув, прижмурил глаза.
На Наташином лице вдруг появилась улыбка, и Баскаков приготовился к продолжению экзамена:
— Вот вы писатель… Я просмотрела книгу. Там всё больше про мужчин написано. У вас есть женщина? Я не имею в виду… бабушек. А вот женщина такая, вот… как я, — она посмотрела на Лену, — как мы? Вы можете сказать, какими нам быть?
— Вы знаете… Раз уж такой разговор… Это всё очень важно… Да. У меня есть женщина… И она только что попала в аварию…
— А-а… — ахнула Наташа.
— И когда я приехал, она была здесь… Вы спросили, кто женщина. Она хранительница… А мужчина — защитник. Так и пойдём. Как шли.
Из трапезной гулко доносился шум. Зашёл монах:
— Отец Лев, сейчас в трапезной монахам шоколад выдавали, всем не хватило. Что, ещё взять?
— Возьмите.
Он вышел. Через некоторое время раздалась «Многая лета». Наташа вдруг неумолимо начала расцветать несуразной своей улыбкой:
— А разве… у кого-то день рождения сегодня?
— Да, — с торжествующей улыбкой ответил отец Лев.
— У кого?
— У Иисуса Христа.
notes
Примечания
