советского правительства Сталину»(!), затем В. Пилетич посетил британскую военную миссию и лишь спустя некоторое время догадался зайти и в советскую комендатуру. Там В. Пилетич изложил свои взгляды на будущее: в лучшем случае он соглашался на то, чтобы встать во главе независимой бригады ЮВвО, предлагая сформировать ее из четников, которых можно пригласить из Восточной Сербии и вооружить трофейным румынским оружием, захваченным Красной армией. Другим предложением, сформулированным в переговорах в советской комендатуре, В. Пилетич считал переброску его вместе с подчиненными на другой фронт, где они могли бы бороться под английским или американским командованием. После официальной части переговоров последовала неофициальная часть, во время которой В. Пилетич не преминул сообщить советским офицерам, что если в Югославии и укорениться коммунизм и даже если его и поддержит сербский народ, то он, В. Пилетич, не поддерживал бы коммунистов, т. к. он и его единомышленники «связаны с русскими только через англичан и американцев». Сообщив все эти «идеи» советским офицерам, В. Пилетич удалился и проводил время в ожидании ответа в компании офицеров из английской миссии[878]. Немудрено, что вскоре его арестовали сотрудники Смерша, обвинив в том, что он является английским шпионом[879].
Этот арест был неизбежен в условиях глобальной войны, когда речь шла о переделе мира на зоны влияния сверхдержав. Показательно, что летом 1944 г. не только советские, но и британские контрразведчики арестовывали посланцев Д. Михайловича. Ту же судьбу, что и В. Пилетич в Румынии, «занятой» советскими войсками, переживал Ж. Топалович в Италии, «освобожденной» англичанами. Генерал Михайлович уполномочил Ж. Топаловича, отбывавшего на самолете генерала Армстронга в Италию, восстановить пошатнувшиеся отношения с британцами. «После часа полета сквозь непроглядную ночь мы спустились в море огней на аэродроме в Бари… Комендант аэродрома должен был поступить по закону. Все иностранцы, которые в первый раз прибывают на британскую территорию, должны пройти через т. н. “Patriotic school” —… через обработку в военной полиции, которая должна проверить их патриотизм, отношение к безопасности британских войск и лояльность к британским властям. Нас забрал один офицер-проводник, забросил в старый джип и отвез в огороженный полуразвалившейся стеной старинный дом в десяти километрах оттуда. Местная комендатура передала это здание разведывательной службе для ее надобностей. Здание охраняли около 50 британских солдат. Для себя они поставили палатки во дворе и в саду. Это была не тюрьма, а место предварительного заключения, хотя внутри порядки были, как в тюрьме. Офицер повел нас по темным каменным ступеням на второй этаж, в комнату с пыльным каменным полом. Внутри было множество деревянных нар в два яруса, одни над другими. Унтер-офицер, который вскоре пришел с огарком и четырьмя одеялами, показал нам рукой, что можно занять или нары друг над другом, или соседние. Там было несколько свободных коек, а на других уже спали люди. Моя жена в удивлении оглянулась: “Но мы же в тюрьме”, — проговорила она”[880]. Советская и британская тактики по отношению к “сомнительным личностям” не слишком различались. Подозрительных англичане посылали без долгих разговоров в «… один из своих многочисленных концентрационных лагерей и оставляли там до конца войны, если повезет до него дожить. Англичане давали там немного чая, джема и хлеба. Столько, чтобы лишь не умереть с голоду…» [881].
Вовсе не удивительно, что нарочито активно поддерживавший связи с англичанами В.Пилетич был арестован как английский шпион. Несмотря на союзные отношения между СССР и Великобританией, обе страны активно шпионили друг за другом, при этом активность английской разведки была исключительно высокой[882]. После задержания Пилетича был интернирован и весь его отряд. Пилетича вывезли в Москву, где ему пришлось посидеть в Лубянской внутренней тюрьме НКВД и в Лефортове. Позднее Пилетича перевели в лагерь в Красногорске, где содержались военнопленные, выразившие желание сотрудничать с СССР[883], в том числе югославы[884]. Из Красногорска В. Пилетича этапировали для выдачи новым югославским властям, однако в пути при неясных обстоятельствах В. Пилетич смог сбежать из-под конвоя НКВД и каким-то образом оказался в Западной Европе, где вошел в высшие круги четнической эмиграции[885].
Антисоветские демарши В. Пилетича в Румынии не могли не привести к его аресту. Однако у настороженного отношения к Пилетичу со стороны советских офицеров уже была своя подоплека. Со слов близкого ему М. Милуновича мы знаем, что советские военные делали попытки разобраться в ситуации в приграничных с Румынией районах Восточной Сербии и до прибытия В. Пилетича. Уже 25 августа 1944 г. на румынскую сторону четниками был переброшен вышеупомянутый «русский отряд». При этом, к вящему изумлению проводников из ЮВвО, «советских четников» тут же заперли в отдельно стоявший барак и приставили к ним часовых. Увидевшие это сербы поспешили ретироваться, чтобы и их не постигла та же судьба. Речь шла о первичной обработке бывших военнопленных, обычной процедуре, проводимой по правилу частями Смерш[886]. При этой процедуре из общей массы военнопленных выделяли немецких шпионов и дезертиров и, кроме того, собирали оперативную информацию о ситуации в тылу врага. Уже по материалам этого первичного опроса советская контрразведка могла сформировать достаточно детальное представление о воззрении, поведении и боевой деятельности бойцов Краинского корпуса ЮВвО. Даже половины из всего, что в своих материалах записал Дж. Рутем, могло хватить для того, чтобы скомпрометировать четников в глазах советских офицеров[887].
При этом, согласно воспоминаниям М. Милуновича, поначалу отношения четников и советских военных не были столь негативными. В начале сентября небольшой отряд советских солдат под руководством некоего Кузнецова перебрался через Дунай и произвел вместе с отрядом четников пробное нападение на немецкий гарнизон г. Кладово. Обнадеженный этим В. Пилетич предпринял закончившуюся для него столь печально попытку лично переправиться через Дунай[888]. О полном непонимании ситуации офицерами ЮВвО свидетельствует то, что спустя несколько дней после выдачи СМЕРШу «русского отряда», М. Милунович недоумевал, откуда у Кузнецова столь детальные знания о положении на сербской стороне Дуная. Не