развращающем соревновании, известном как «Гонка старшеклассников». Мы знаем, что наше признание приведет к отстранению от занятий, как того требует ваша политика… – тут и там раздались охи, – но мы ни за что не позволим девочке с козявкой или ботанику из мусорки пострадать из-за всех нас. – Пока Сай говорил, начали раздаваться хлопки. – Если вы отстраняете их, то должны отстранить и нас. Так что давайте займемся бумажной работой, потому что денек предстоит очень длинный!
Позади Сая раздались одобрительные возгласы и аплодисменты. В воздух взлетели кулаки, по комнате пронеслись свистки. Все кричали и прыгали.
– Половина этих ребят не участвует в охоте, – прошептал мне в ухо Люк.
На моем лице расцвела идиотская улыбка. Сюда пришли даже те, кто не участвовал? Невероятно.
– Они здесь ради нас? – спросила я.
– Нет. – Люк покачал головой. – Они здесь ради тебя.
– Что? – Я ничего не могла понять.
Улыбка Люка была такой же идиотской, как и моя.
– Никто не знал, что утром я собирался признаться во всем директору. Я никому не говорил. Хотя, судя по всему, Сай догадался, он видел меня здесь утром. Так что все эти люди здесь ради тебя, Блайт.
Я онемела.
А затем воспарила.
Воспарила к потолку, а затем сквозь облака в космос – единственное место, способное вместить в себя всю мою благодарность и симпатию к этим замечательным ребятам.
Они были здесь ради меня.
Ради девочки с козявкой.
Дочки директора.
Общественного изгоя и подростка-правонарушителя.
Ради kate4eva.
Ради Блайт.
Ради меня.
Вернувшись на землю, а точнее, в помещении администрации школы, я тут же расплакалась. Люк закинул руку на мое плечо и прижал меня к себе. Я уткнулась в его шею и позволила слезам проливаться на его хлопковую футболку.
– ОТЛИЧНО! – взвизгнула Хинклер. Ее визг прорвался сквозь шум толпы, как лезвие бритвы. – ВЫ ВСЕ ОТСТРАНЕНЫ! ВСТАНЬТЕ В ОЧЕРЕДЬ, И МЫ ПОДГОТОВИМ ДЛЯ ВАС…
– МЕРЕДИТ! – прорычал папа. – ДОСТАТОЧНО!
Хинклер застыла, а ее полные ненависти слова застряли в ее грязном рту.
Папа повернулся к ней:
– Я знаю, что поручил вам следить за дисциплиной, но думаю, вы согласитесь, что отстранять весь одиннадцатый класс и большую часть выпускного совершенно…
Что он собирался сказать? Нереально? Затруднительно? Или что-то подобное, связанное с послушанием?
– …совершенно
И комната вновь взорвалась. Все начали скандировать:
– ДИРЕКТОР МАК! ДИРЕКТОР МАК! ДИРЕКТОР МАК!
Хинклер умчалась в бешенстве, а папа безуспешно пытался успокоить ребят. Люк взял меня за руку и потянул в дальний угол комнаты.
– Блайт, – сказал он, взяв меня за обе руки, – прости меня за то, что произошло вчера в столовой. Из-за той фотографии.
– Мне не стоило ее делать, – прошептала я.
Люк отмахнулся:
– Да мне плевать на саму фотографию. Меня заботило только то, что, как я думал, ты могла с ней сделать. Очевидно, я ошибался.
– Я говорила тебе правду, – отчаянно прошептала я.
– Знаю, – сказал он. – И знал в тот момент, но заставил себя засомневаться в этом. Я бестолковый журналист. Ты же знаешь. Но после того, как ты прислала мне письмо вчера вечером, у меня не осталось никаких сомнений. И никогда не возникнет вновь, Блайт. Обещаю. Прости меня.
Люк быстро поцеловал меня, не отпуская моих рук.
Папа разогнал всех по классам, и кабинет опустел. Заметив, что мы с Люком держимся за руки, он щелкнул пальцами и показал на нас, как плохой ресторанный певец:
