наступил на пакет, из-за чего тот лопнул, и растоптал все его содержимое.
Затем удивленно посмотрел на меня:
– Блайт, я знаю, что все здесь отвратительно, но тебе придется прикасаться к этому.
Я вздернула нос и покачала головой:
– Слишком поздно. Ты уже сказал стоп-слово.
Люк расхохотался. Затем перевел дыхание и сказал:
– Хорошая шутка. – Он указал мне за спину: – Эй, там банка с детской смесью. В продуктовых банках они всегда нужны. Сможешь дотянуться?
Я заметила ее:
– Конечно.
Мы начали старательно сортировать еду. Но время от времени наши взгляды пересекались и руки соприкасались. Ничего особенного, просто случайное касание рук или плеч. Один раз я потеряла равновесие, ухватилась за руку Люка и сразу же мысленно перенеслась на школьную парковку, где я так же держалась за него. Как и тогда, мне показалось, будто внезапно замкнулась электрическая цепь, освобождая кинетические заряды, которые с гулом продвигались по моему телу. С Люком происходило то же самое? Его охватывало волнение, когда мы касались друг друга? Мне отчаянно хотелось в это верить. Отчаяние было пугающим и незнакомым чувством для меня.
Я не привыкла отчаиваться. Возможно, потому что мне никогда не грозило остаться без того, чего я действительно хотела.
Проверив крышку на банке с солеными огурцами, я положила их в коробку, а следом еще две банки с томатным соусом.
– Может, не стоит в статье основываться на фактах, – сказала я. – Я не говорю, что ты должен что-то выдумать, а предлагаю вместо статьи со статистическими данными написать живой очерк об этом. – Я обвела бак рукой, в которой был зажат соевый соус. – О том, как ты каждую неделю ходишь от магазина к магазину, доставая продукты из мусорных баков и отправляя их в столовую для бездомных или продуктовый банк. Преподнеси это так, как обычно делают в документальных фильмах. Возьми интервью у людей, которые работают в благотворительной столовой, а также у тех, кто там ест. Просто расскажи их истории. А не перечисляй голые факты. Читатели сами сделают выводы. – Я поставила в коробку банку с испанскими оливками. – Как я.
Люк поднялся и огляделся вокруг. Оранжевое заходящее солнце отражалось от стекол его очков и окрашивало лицо в бронзовый цвет. Я тоже встала.
– Ты умнее большинства читателей, Блайт, – тихо сказал он.
По моей коже побежали искорки. Шея и щеки покраснели, а пульс участился. Я не могла вспомнить, когда в последний раз так реагировала на комплимент. Обычно я легко их воспринимала. Но не в этот раз. Я попыталась отвлечься, отделяя целые черничные мафины, расфасованные по одному, от раздавленных.
– Ну, а ты умнее большинства журналистов, Люк, так что точно с этим справишься.
– Ты так думаешь? – тихо спросил он.
Я поискала на его лице следы лицемерия. Но увидела лишь растерянность и неуверенность в себе. Именно так я чувствовала себя последние две недели. Я ухватилась за край бака, чтобы удержать равновесие, и выпрямилась.
– Определенно, – ответила я.
Люк потирал пальцем пятно ржавчины, что находилось на краю бака между нами.
– Знаешь, Блайт, обычно я очень хорошо разбираюсь в людях, но должен признаться, что мое мнение о тебе было ошибочным. Ты совсем не такая, как я думал.
У меня вырвался смешок:
– На что ты ориентировался? На папу? Или на фотографии, где я ковыряю в носу?
Каждый раз, проводя пальцем по ржавчине, Люк останавливался чуть ближе к моей руке.
– Ковырять в носу отвратительно, – ухмыльнулся он.
А я сразу парировала:
– И мне это говорит тот, кто стоит на раздавленной куче коричневого сельдерея, покрытого слизью. В окружении мусора. В мусорном баке. – Люк расхохотался, поэтому я зашла еще дальше: – И у меня есть фотография в качестве доказательства.
Люк вдохнул, и его рот широко открылся, но голубые глаза засверкали за очками.
– О, правда?
– Да. Так что будь осторожен.
Я пыталась скорчить грозную мину, но никак не могла спрятать улыбку.
– Или что? – ухмыльнувшись, спросил Люк.
– Или я воспользуюсь ей, – засмеялась я.
– Для чего?
