союзники не нарушили данного слова?
Между тем западные партнеры начинают сомневаться в жизнестойкости своего восточного союзника. 6 ноября 1942 года в докладе разведывательной службы президенту США за номером 48 констатируется: „Красная Армия оказалась неспособной выбить захватчиков из города (Сталинграда. — А.У.), и нацисты получают выигрыш, упорно продвигаясь к грозненским нефтяными месторождениям“. Напрасны ли жертвы России? Газета „Нью-Йорк таймс“ писала в эти дни: „Американцы могут бросить взгляд на спокойные улочки своих городов и попытаться представить их в условиях страшных разрушений, которые обрушились на Сталинград. Они могут взглянуть на своих соседей и представить себе мужчин и женщин Сталинграда, сражающихся за каждую пядь земли пригородных улиц… Сталин убивает тех, кто убивал бы американцев“. Вице-президент Уоллес: „Сталинград — это первая линия обороны Чикаго“.
А сами союзники, как они воспользовались тем, что ношу 1942 года нес прежде всего Советский Союз?
В начале ноября 1942 года, после трех лет поражений и отступлений, английская армия наконец добилась успеха в решающей битве в египетской пустыне у Эль-Аламейна. Впервые с того времени как Черчилль стал премьер-министром, он получил поздравления по поводу победы. Генерал Александер телеграфировал из Западной пустыни: „Пусть звонят колокола, число захваченных военнопленных превышает 20 тысяч, танков 350, орудий 400, несколько тысяч грузовиков“. Разумеется, это были значительные успехи, хотя при любом сопоставлении этих цифр с теми гигантскими массами войск и техники, которые были введены в боевые действия на восточном фронте, — это была просто незначительная операция и этого не мог отрицать никто, в том числе и Черчилль.
По приказу Черчилля в Англии действительно ударили во все колокола. Но премьер-министр призвал трезво оценить ситуацию: „Война будет длиться еще долго, пока мы не разобьем Германию. Нам потребуется затем еще два года, чтобы разбить Японию. Мы будем держаться вместе в Америкой до тех пор, пока не установим мир в Европе и, если я все еще буду жив, я поведу всех на битву в Тихом океане“. Отметим „держаться с Америкой“. А ведь не Америка крушила 6-ю армию Паулюса, которая в свое время предназначалась быть авангардом высадки вермахта на Британских островах. Да и Японию поразить можно было только лишив ее континентального плацдарма, а это значит, что только Советский Союз мог нейтрализовать огромную армию японцев в Китае.
Успешная высадка англо-американцев в Северной Африке позволила Черчиллю уже 9 ноября 1942 г. заявить, что возникает „в целом новая ситуация, целый ряд новых возможностей для наступления против Гитлера в 1943 году“. Он предполагал подготовку к вторжению в Западной Европе и нанесение ударов по Италии. Эти операции он хотел провести в сочетании с „различными формами давления“ на Турцию, чтобы заставить ее вступить в войну, а также „взаимодействовать в наземных операциях с русскими на Балканах“.
Именно в эти дни Черчилль провозгласил главную цель своей дипломатии. Выступая 10 ноября в Мэншн-хаузе, Черчилль сказал: „Британия начала войну не для территориальной экспансии, но мы удержим все то, что принадлежит нам. И я стал первым министром не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи“. Намеком на то, как он реализует это свое обещание сохранить империю, было упоминание в речи о „новых связующих звеньях англоговорящих народов“. Тогда же Черчилль сказал, что „это еще не конец, даже не начало конца, но это определенно конец начала“. В определенном смысле это был и конец героического периода, блестяще сыгранного мастером. В серых буднях грядущего от него уже зависело все меньше и меньше. Старые доблести мужества и веры уступали место потоку индустрии, массе войск, тем макровеличинам, в которых Британия уступала с каждым годом.
Тем временем „Энигма“ давала Черчиллю бесценную возможность следить за стратегическим планированием германского командования как на Западе, так и на Востоке. В начале ноября стало ясно, что немцы, хотя они и захватили Владикавказ, не в состоянии достичь Каспийского моря или захватить Баку. Черчилль облегченно вздохнул: опасность англичанам на Ближнем Востоке уменьшалась.
Но не успела отойти на второй план одна забота, как стала возникать новая — капитальная, терзавшая Черчилля до конца войны. О дальних подходах к этой проблеме мы читаем в „невинных“ по виду документах. Так, в эти дни сын премьера Рэндольф беседовал с прежним министром иностранных дел Франции Фланденом и изложил свои соображения отцу: „Мы должны атаковать Европу через Италию и Балканы. Чрезвычайно существенно, чтобы британские и американские войска достигли Вены, Бухареста и Будапешта до того, как туда придут русские“. От Волги до Дуная лежали тысячи километров, на этих просторах располагались еще самые дееспособные силы вермахта, но в Лондоне уже задумались над судьбой Восточной Европы.
В это же время Черчилль размышляет над своей политикой в Азии. Он всегда считал Чан Кайши слабым правителем и в конечном счете союзником Рузвельта, а не собственным союзником. Когда Чан Кайши попросил присылки 7 британских дивизий для „помощи в возвращении Бирмы“, Черчилль сообщил Рузвельту, что операции в Северной Африке и оборона Индии не позволяют помочь китайцам.
Проблема, которая прежде всего беспокоила Черчилля в ноябре 1942 года — потери британского флота от германских подводных лодок. В ноябре было потеряно 722 тысяч тонн английских и американских судов — самая большая цифра за все время войны. Но англичане наконец-то разгадали „потерянный“ год назад военно-морской вариант „Энигмы“. Дешифровка донесений капитанов подводных лодок сразу осветила картину присутствия немцев в мировом океане. Это позволило определить места нахождения германских подводных лодок, и после этого, с увеличением числа кораблей сопровождения, тоннаж потопляемых судов стал уменьшаться.
На заседании кабинета Черчилль зачитал слова Сталина о необходимости открытия второго фронта в 1943 году. „Наши действия в Средиземном море,
