Улыбнулась и с удовольствием воспроизвела:
— У-у-о-о-о-у-у!..
— Но ругару — еще ничего, просто воет. А другая тварь, она вроде помеси собаки с леопардом, на плантациях зверствует. По сотне овец за ночь режет! В общем, гиблое оно место, болото Манчак. Сам бы я туда век не совался, но Фонд Фаррагута послал фотографии сделать. Я пять пленок отщелкал, все получилось, только некоторые снимки в экспозицию брать не захотели. На одной — голова аллигатора, а в пасти, уж извините, рука человеческая. Его при мне пристрелили.
Ученые мужи и не менее ученые дамы прониклись.
Доклад о фольклорных традициях Южной Франции в Луизиане имел неожиданный успех. Перри прочитал его бодро, с огоньком, делая перерывы для перевода и очень надеясь, что вопросов не будет. Однако таковой последовал, всего один. Почтенному ученому мужу из предпоследнего ряда захотелось узнать, как живут столь глубоко исследованные луизианские франкофоны.
Уолтеру, а заодно и любопытному ученому, повезло. Молодой человек в Луизиане был, причем занесла его служба прямиком в Манчак. Бесконечные болота, дома на сваях, деревянные лодки, хмурые, неприветливые люди, плохо говорящие по-английски. И, конечно, аллигаторы.
— Манчак еще называют «Болото призраков». Туда негры-рабы бежали, спрятаться думали. Но куда там! Аллигаторы хуже надсмотрщиков на плантациях, до сих пор кости находят. Меня на один островок привезли… Прошу прощения, может, дальше не надо?
Переводчица нахмурилась и перевела вопрос. Сидевшие в первом ряду дамы энергично закивали. Дальше, дальше! Посланец Фонда Фаррагута улыбнулся. Да хоть до ночи, не жалко! Насмотрелся он в Луизиане всякого, на пять докладов хватит. Можно и про «болотный колокольчик», от которого с ума сходят, рассказать, и про блуждающие огоньки — «покойницкие свечи».
Фольклор! Байки и страшилки. Racconti, одним словом.
—…На островке — маленькая крепость, частокол. Бревна уже сгнили, попадали, но понять можно. Так вот, на каждом бревне…
Перед докладом он забежал на местную почту. Три телеграммы отправил, три получил. Сложенные вдвое бланки — в кармане пиджака. Одна из Нью-Йорка, доклад от самого младшего. «Сэр! Все в полном порядке, сэр!». Вторая из Берна, от Марг, несколько сухих строчек. Линц в больнице, выживет, Кирия бывает в палате каждый день, сидит подолгу. Дел много, вырваться нет ни малейшей возможности. В конце — незамысловатая шифрограмма, три буквы «ILY».
—…Нет, зомби — они на Гаити. А это просто скелеты. То есть не просто. Они могут через стены проходить. Ночью, понятно, когда колокол в церкви отзвонит. Подкрадется такой сзади, костомаху свою протянет…
Уолтер до того увлекся, что сам не заметил, как дотронулся до плеча переводчицы.
— Ай-й-й! — радостно взвизгнула девушка. — Cauchemar! Cauchemar!.. Gardez! Продольжайте, пожальюйста!..
Третья телеграмма из Италии. Подпись «Антонио Строцци» и всего два слова. Ответную Перри составлял долго, испортил бланк, зато сумел уложиться в две фразы. Десять слов, не считая точек и запятых.
Получи, фашист, гранату![90]
—…Про аллигаторов-людоедов местные песню сочинили. Я только английский вариант знаю, но если хотите…
Переводчица, прислушавшись к доносящимся из аудитории голосам, кивнула энергично.
— Коньечно! Коньечно! Вас очьень просят. Пожальюйста!..
Отважный исследователь Болота призраков мрачно усмехнулся.
Сейчас спою!
6
Мухоловка успела шагнуть к самому краю серебряной тропы. Повернулась, замерла на пороге бездны.
Оскалилась весело.
— Если что — сразу вниз. Понял, Фирдоуси?
С ответом промедлили. Наконец откуда-то слева послышалось нерешительное:
— Я здесь и не здесь, я везде и нигде. Я тенью скольжу по прозрачной воде… Очень рад, что вам понравились стихи, но, госпожа Фогель, отойдите пожалуйста, от края. И вообще, что вы себе…
— Заткнись, сука!
Она попыталась представить себе чужие глаза — злые, слегка растерянные, но все еще наглые, полные хозяйской спеси. Так всегда бывает, когда начинаешь работать с фигурантом. Ничего, скоро волком завоет!
— Отвечай только на мои вопросы и веди себя тихо. Иначе конец всей вашей операции. Понял, fick dich?! Говори только «да» или «нет»!
Девушка была совершенно спокойна. Обычное потрошение — последнее, точка в биографии. Восклицательный знак!
— Да. Но госпожа Фогель… — неуверенно заговорила пустота.
