незнакомом языке и смотрела на окно, что врезано в стену, возле которой лежали. В те, которые напротив, не влезешь: высоко, и уцепиться не за что.
На капитанской койке — свернутое одеяло. В темноте и спутать можно.
А вот дверь никуда не годилась. Гауптштурмфюрер зашел без ключа, но не это скверно. Отмычка времени требует, а вышибить с одного удара можно.
Tiho, tiho...
— Не думал, что это так романтично, Анна! Одно плохо — не высплюсь.
— Да, очень романтично, Марек. И мы не выспимся. Кстати, по-моему, мотор, остановились на улице... И ради бога, ничего не делайте без приказа. Вообразите себя простыней... Все, молчок! Идут!..
Tiho, tiho... Melko, melko polnoch’ bryznula...
Ди-и-инг! Дзи-и-инь!
Вдребезги окно! Черный автоматный ствол.
— Saperlipopette! Не двигаться!..
Темный силуэт не влез, просочился, мягко спрыгнув на пол. И почти сразу обиженным скрипом отозвался замок. Мухоловка выдохнула, готовясь к прыжку. Колченогую пришли брать?
— Бей!
Шарик не увидела, но то, что в лоб — не усомнилась. А потом ударила сама, от души, насквозь. Перехватив тяжелый М1928, навела на дверь, опустилась на колено. Рядом завозился незваный гость (крепок!), и Мухоловка ударила снова. Выживет — его счастье.
Дверь отворилась.
— Стреляю, — предупредила она, поднимая «Томми-ган». По-немецки, но поняла это не сразу.
— Пожалуйста, не убивайте Жожо, — отозвался женский голос. — Он не виноват, это я придумала.
Немецкий у той, что вошла, совсем другой, не мягкий южный, а звонкий «хох». И тут же — непрошеным эхом — откликнулся невидимый в темноте капитан.
— Ильза?! Это ты?
— Господи! Марек...
* * *
Языка не знала, но на память не жаловалась. Подхватила с лету и теперь повторяла, неслышно, сквозь сжатые губы. Больше ни на что не решилась. Марек сидел за столом, недвижный, страшный — не подойти. Закурил, сделал пару затяжек, затем долго гасил сигарету...
О чем они говорили с женой (Змеей!), Анна так и не узнала — занята была. Сначала отливала водой Жожо, ставила на ватные ноги, потом оттаскивала вниз по ступенькам. Отдыхала, ругалась шепотом — и волокла дальше. Затем вспомнила о «Томми-гане». Пришлось возвращаться, цепляясь за
