— Да, потому ты еще жив и рассказываешь сказки, которые Гарриетт не может не подтвердить, ни опровергнуть.
— Господин мой…
— Ох, не паясничай. Я редко демонстрирую свое пренебрежение в лицо, но ты у нас исключение. Захочешь помочь по хозяйству, жду тебя с метлами после пира, но лучше — не утруждайся.
Валонхейм отряхнул невидимые пылинки с плеча и едва наклонил голову, прощаясь. Даже в шумном зале Стаккард расслышал мерный звук его удаляющихся шагов.
— Меня отчитал бастард, — Стаккард взъерошил короткие волосы. — Будет сложно.
Он пригляделся к остальным гостям. Отдаленность от Гладсшейна давала о себе знать, люди не особо походили на разношерстный двор Альфедра, но и здесь интересных людей хватало. Когда они подходили с выражением почтения к Эдегору, Стаккард постарался запомнить некоторые имена. Ближайшего соратника Эдегора зовут Хальдор. Высокий, с густой коричневой бородой, в которую едва закралась седина. Вот он обняв жену, подливает ей темно-красное неразбавленное вино. Он прячет губы в ее волосы и улыбается. Тонколицый, угловатый как подросток, но уже с плешивой головой Сёрен перебирает звенья золотой цепи на шее, пальцы желтые, костяшки торчат. Он немногословен и часто кашляет в кулак. Как ясень среди степи сидит Хенриэтте, дальняя родственница Раннвейг, принятая ко двору из милости. На ней платье не по фигуре, слишком обтягивающее могучие прелести, но сотрапезнику она нравится. Лицо Сверре пересекает шрам задевший часть щеки и губы, так что застыла вечная ухмылка. На женщинах многослойные украшения, одежда мужчин вышита камнями и бисером. Стаккард склонил голову, Магнус назвал бы собравшихся божками переполненными подношениями, каких видели они во время путешесвий, покоряя новые земли воле Альфедра.
Темное одеяние с капюшоном приготовлено заранее. Дуэнья подала его Элоди, едва они оказались вне замковых стен. Дождей не было, но земля почему-то потемнела от влаги, прямо посреди лужи лежал бородой кверху внучатый племянник Эдегора Йенс. На молодом лице можно было бы рассмотреть следы от оспы, если бы дуэнья прихватила бы с собой факел. Луна еще только народилась, так что переодеваться пришлось в ее тусклом свете. тишина, нарушаемая лишь храпом Йенса пугала. Губы у Элоди дрожали, пусть и старалась она держать лицо.
— Ох, не доверялись бы вы вертихвосту этому, — причитала старушка, помогая Элисбает попасть в рукава.
— Я пила твой отвар, и он не помог, — шикнула Элоди. — Не надо было меня жалеть и дать верное средство, а не водичку.
— Так я все как надо заварила, — сказала дуэнья, старательно прилаживая шнуровки прятавшие блеск праздничного платья. — Колдун лучше не справится. А ну как потом и вовсе родить не сможете?
— Пусть, — сказала Элоди.
— Госпожа моя…
— Хватит!
— Да что же он с вами делать будет? Неужто вы ему в таком виде покажетесь?
Элоди нахмурилась. До этой минуты она не думала, что будет делать с ней Йормунганд. Не верилось, что он намеренно причинит ей боль, и что перед ним придется раздеваться, и он будет… А что он будет?
— Не ходите, — взмолилась дуэнья.
Элоди опустила взгляд на начавший полнеть уже живот.
— Он даст мне другой отвар, — сказала она с долей сомнения, — сильнее. Я усну и проснусь уже без… опухоли.
— Да как же вы так о дитя?!
— Это не дитя! — вспылила Элоди. — Дрянь внутри меня! Поди, посмотри, ждет меня или нет?
Йенс всхрапнул, обе женщины притихли, прислушиваясь к спящему. Но здоровяк повернулся на бок и неожиданно надул в штаны, так что Элоди поморщилась, а дуэнья покачала головой. Йенс потер затылок, почесался, но так и не проснулся.
Дуэнья недовольно шурша юбками выглянула за ворота.
Йормунганд стоял у самой калитки. Рядом ожидала крытая повозка, возница нервничал и крутился, будто сидел причинным местом на занозе.
— Ждет, — шепнула дуэнья, вернувшись к Элоди.
— Хорошо, — сказала Элоди и громко вздохнула.
— Берегите себя, госпожа, — пробормотала дуэнья.
— Я уже разок себя не поберегла, но теперь-то все будет хорошо, — сказала Элоди.
Дуэнья слышала, как стукнула калитка и через минуту шум удаляющейся повозки.
— Не убежишь от судьбы, от судьбы-то не убежишь, — бормотала старушка, возвращаясь темными коридорами в каморку при покоях госпожи.
Подготовить что-нибудь толковое за короткий срок Йормунганд не успел. Он рассчитывал на отчаяние Элоди, которой не терпелось избавиться от плода. Йормунганд не сомневался, что она уже пила отвары из ягод можжевельника и морского лука. Оставалось только поразиться цеплянию за жизнь
