Тот обернулся, откинул с глаз сетку, и поспешил навстречу.
— Айе! — пасечник был пухлым круглолицем человеком в широкополой шляпе и закутанный в одежду непонятных цветов так плотно, как только возможно было. Он кинул быстрый взгляд на отряд и внимательно всмотрелся в лицо Гарриетта.
— Какие дороги привели вас, добрые господа? — спросил пасечник, вежливо кланяясь.
— Мы с поручением от князя Эдегора, — сказал Гарриетт. — По дороге на нас напали лихие люди, неподалеку отсюда. Есть раненные, так что скажи- ка нам, где тут дом старосты и как поскорее до него добраться.
Пасечник согнулся в три погибели.
— Староста наш…, - залепетал он, — староста наш. Да. Наш староста…
— Ну! — поторопил его Гарриетт. — Или ты хочешь, чтобы мы квартировались у тебя, добрый человек?
Пасечник сглотнул. Вид раздраженных вооруженных воинов смутил его.
— Туда, — сказал он наконец и показал в сторону возвышающегося над остальными дома, с крышей крытой зеленой черепицей и резными ставенками.
— Могли и догадаться, — пробормотал Гарриетт. — Эй, и давно у вас по округе всякие бандиты шныряют? Вижу. Деревеньку не трогают.
— Не, не было, господин, — пасечник все так же продолжал, согнувшись смотреть себе на ноги. Йормунганд хмуро оглядывал дома. Звонкий лай собак, и визг ребятишек дополняли умиротворенную картину.
— А чудище, про которое докладывали князю, как часто оно бывает в деревне?
— Чудище-то? — пасечник почесал за ухом, сложная конструкция на голове заходила ходуном. — Я вот ни разу не видывал, но говорят всякое.
— Сколько людей в деревне? — спросил Йормунганд.
— Человек пятьдесят, не более.
Йормунганд кивнул и тронул было лошадь в объезд пасеки, но тут же остановился.
— В дом старосты пришлешь меда и воска, — сказал он, — для раненых. Понял?
— Как не понять, — ответил пасечник.
Гарриетт уже успел отойти вместе с остатками отряда, так что Йормунганду опять пришлось нагонять его. Он приблизился к телеге. Ингемар бредил, а Ругер с Бриссом играли в Хнефатафл. Брисс, смуглый уроженец Бретани, получил ударом меча в бедро и только чудом избежал большой потери крови. Он здорово ругался, пока Йормунганд очищал и зашивал его рану, но теперь чувствовал себя вполне сносно.
— Совсем плох, — сказал он, кивнув в сторону Ингемара, — окочурится по дороге.
— Знаю, — сказал Йормунганд.
— Деток вспоминает, — вздохнул Брисс.
— Значит, судьба такая, — сказал Ругер, под разговор сдвигая фишку на поле противника. — У тебя вот и деток нет, помрешь, и вспомнить некого.
Брисс фыркнул, но отвечать не стал.
Йормунганд продолжал смотреть на дома. Рядом с дорогой высилась таверна, криво прибитая доска возвещала, что добрых путников здесь ждут кров и обед. Йормунганду уже приходилось бывать в подобных местах, и он доподлинно знал, что кровля у крова, как правило, протекает прямо на кровать, а обед — жидкий и безвкусный. Но ради кружки пива и очага после долгих скитаний можно перетерпеть и не такое.
Дом старосты не в пример таверне большой и ухоженный. Под окнами стояла скамейка и цвели цветочки. На скамейке сидела старушка, скромно сложив руки перед собой и щурясь на путников. Голова старушки покрыта затейливо завязанным платком. Платок тоже был не простой — из яркой, с блестящей нитью ткани. Из-под палатка торчала жиденькая седая коса, длинная, спускающаяся почти до пояса. Платье старушки прикрывал передник вышитый петушками и курочками с тонкими ножками и разноцветными перьями в хвостах. — Чьих будете? — спросила старуха, прикрываясь ладошкой от света.
Гарриетт спешился, потянул коня за собой за уздечку.
— Мы люди Эдегора, — сказал он.
— Кого это? — старушка сложила ладошку трубочкой и поднесла к уху.
— Князя Эдегора, старая, которому вы подати платите. По его приказу. Хозяина зови.
— Нету его.
— Да… — Гарриетт длинно выругался по гардарикцки и толкнул калитку. И едва не влетел во двор плечом вперед. Навстречу выскочили две собаки, Гарриетт отпрянул и едва успел захлопнуть калитку у них перед носом. В сердцах как следует пнул калитку. Собаки зашлись в хриплом лае.
Послышались звуки открываемых дверей и густой мужской голос окликнул.
— Кто там?
