Плачущий же мужчина – это нечто противоречащее сложившимся стереотипам, это ломает шаблон.
– Опять голодный, – причитал нищий. – Опять трезвый. Мне страшно быть трезвым.
– Держите, – не выдержал Гунтер, подошел к бедолаге и протянул ему золотой. – Вот.
– Спасибо, добрый господин, – грязная до невозможности рука цапнула монету. – Спасибо! Вы не думайте, я не всегда побирушкой был. Просто мне страшно вечером думать о том, что завтра будет новый день. Лучше напиться.
Гунтер слушал его слова, кивая, а после наклонился к побирушке.
– А кем вы раньше были? – спросил он у него.
– Я был уважаемым человеком, – гордо заявил тот. – Да, уважаемым. У меня был дом, и дело, и сыновья.
Гунтер посмотрел на меня и, чуть скривившись, откинул сальные пряди волос с лица нищего.
Один глаз у собирателя милостыни был мутный и загноившийся, а второго и вовсе не было. На его месте красовался заросший рубец.
– Как тебя зовут, приятель? – немедленно спросил у него брат Мих.
– Томми, – скривил рот нищий. – Просто Томми.
– Здесь десять золотых, – я достал из сумки пригоршню монет. – Как тебя зовут на самом деле? Клянусь небом, я тебе не желаю никакого зла. Да и ради правды – может ли быть что-то хуже твоей теперешней участи?
Понятное дело, вряд ли здесь на весь город только один кривой. Но это игра, и прокачанная удача здесь много чего определяет. Не скажу, что я самый везучий сукин сын, но не без того.
– Гарри, так назвал меня отец, когда я родился, – сказал наконец нищий и протянул ко мне руку. – Гарри. Давай деньги.
Нашел. Вот так, дуриком, нашел. А что дальше? Где продолжение квеста?
– А я слышал, ты купцом стал, – сказал я нищему, высыпая в его заскорузлую ладонь деньги. – Не похоже что-то.
– Был, – единственный глаз Кривого Гарри алчно сверкнул, он тискал в руках монеты, поочередно пробую каждую на зуб, кстати – единственный во рту. – С серебра ел золотой вилкой, в шелке ходил. Все было, да ничего не осталось.
– Как же так получилось? – я присел на корточки рядом с ним. – А?
Черт, как же он воняет. И еще кто-то имеет наглость наезжать на Флоси. Этого бы понюхали, поняли бы, что почем.
А задание не дают, значит, надо этого красавца дальше крутить, по максимуму.
– У тебя дети есть? – ощерив беззубый рот, спросил меня Гарри.
– Да вроде нет, – почесал затылок я. – Официальных. А так, может, и бегают где.
– И не заводи, – бывший купец начал рассовывать монеты по своим обноскам, каждую в отдельное место. – Никакой от них пользы, вред один. Вот у меня трое сыновей было – и что?
– Что? – вкрадчиво спросил я.
– Вот что, – ткнул себя в грудь Гарри. – Вот что, вот! Я нищий, побирушка! И все из-за них, этих паршивцев. Они все разрушили, всю мою жизнь, все мои мечты. Они украли у меня мою удачу.
– Удача – понятие широкое, – я сейчас точно понимал, что ощущает охотник, когда видит след зверя. – Ее невозможно украсть.
– Если только это не счастливый предмет, – из глаз Гарри снова потекли слезы. – Зачем я тогда показал им этот свиток, зачем?
Свиток. Вот оно, заветное слово. Рубль за сто, это то, что мне нужно.
– Счастливый свиток? – я усмехнулся. – Я много таких сказок слышал. Удачу приносит ум, ловкость и иногда сила, а не какие-то там свитки.
– Если только это не наследие древних времен, – возразил мне бывший купец, утирая слезы драным рукавом. – Тогда мир был иным, и маги были ни чета нынешним. С того момента, как мне достался этот свиток, я получал все, чего желал. Достаточно было просто им владеть, чтобы удача всегда была со мной. Зачем, зачем я сказал про него этим бездельникам!
– Они его что, выкрали? – уточнил я.
– Да! – с ненавистью выдохнул Гарри. – Как только у них рука поднялась?
Как, как… Яблочко от яблони.
– А самое главное – эти глупцы разорвали его на части, – продолжил он. – Они думали, что маленькая удача каждому – это лучше, чем большая кому-то одному. Идиоты!
– Поясни, – потребовал я.
– Нельзя разрушать такие предметы, – пробормотал купец. – Это призывает не удачу, а беду, только мои три кретина этого не осознавали. И что теперь?
