выпустят. А если Динка останется здесь навсегда, в этих белых сотерских корпусах, то не сможет продолжить свои поиски в Старом Городе, и тогда… Папа не проснется, потому что некому будет его вернуть обратно — оттуда, куда он ушел.
Динка успокоилась. Когда принимаешь решение, всегда становится немного спокойнее, даже если страх не уходит совсем. Нужно простоять в этой темноте час? Два? Целый день? Она выдержит. Динка будет терпеть. Темноту. Неизвестность. Ожидание. Терпеть столько, сколько понадобиться. Она решила…
И вот тогда появился этот звук. Шипение.
Динку затрясло мелкой дрожью, а тело оцепенело — не пошевелиться.
Змеи?! В комнате вместе с ней находятся змеи?! Сумасшедшие сотерские белохалатники! Они засунули ее в одну комнату со змеями! Сумасшедшие… Да они же все здесь просто сумасшедшие! Боже, как страшно…
Где они? Где сейчас эти чешуйчатые, извивающиеся, ядовитые… Ползают у ее ног? Свисают с потолка прямо над ее головой? Если сделает шаг, она не наступит случайно на змею? А если останется стоять, не опустится ли какая–нибудь ядовитая гадюка ей на макушку? Да тут все может кишмя кишеть змеями! Не видно же ничего! Ничего–ничего не видно!!!
Можно плюнуть на все и сломя голову броситься к выходу. Белая полоска света все там же — манит Динку, обещает спасение. Может быть, ей даже повезет, и она не наступит на змею, и ее не ужалят.
Шипение повторилось уже в третий или четвертый раз — Динка от ужаса плохо соображала. В таком состоянии она и до двух не сосчитает — тело колотит, разум отказывается принимать реальность.
Девочка живо представила себе кольцами свернувшуюся в шаге от нее кобру… Вот она высовывает свой длинный раздвоенный язык, словно локатор, который выискивает месторасположение жертвы. Вот широко распахивает пасть. Вверху — два длинных острых зуба. Вот совершает резкий бросок вперед и вверх. Зубы впиваются Динке в руку… Что она там читала о ядовитых змеях? Яд выделяется в момент укуса и по бороздке в зубе стекает прямо в ранку. Попадает в кровь и… А, нет, кобры никогда не нападают на людей, если те не представляют для них угрозы. Интересно, тощая двенадцатилетняя человеческая особь, дрожащая от страха, как осинка на ветру, будет расценена коброй, как угроза для ее жизни? Как можно понять, что на уме у змеи? А вдруг это бешеная кобра и она бросается на всех? Или вообще другая змея. Есть такие змеи, которые любят нападать на людей? Какие–нибудь… змеи– людоеды? Хотя змея не может быть людоедом — человек слишком большой, его заглотить не получится. Если это не питон, конечно. А что она читала о питонах? До десяти метров в длину бывают, вроде бы. А анаконды еще длиннее. Динка как–то видела фильм про африканскую анаконду, которая людей ела. Страшный.
Отвлекать себя игрой «Что я читала о змеях», чтобы подавить панику, подталкивающую ее рвануть сломя голову к выходу, получалось ровно до того момента, пока темноту справа от нее не вспорол протяжный гул. Будто несколько шаров прокатилось по полу. Больших, тяжелых шаров.
Динка едва не задохнулась в тисках страха. Вдохнуть тяжело, выдохнуть — невозможно.
Звук повторился, но теперь он больше напоминал хрип — долгий, затяжной. И тут громыхнуло.
Динка вздрогнула. Кажется, даже вскрикнула. Но отчаянным усилием воли заставила себя стоять на месте.
Когда она была совсем маленькой, она боялась грома. Пряталась в шкафу и тряслась при каждом громыхании. Даже после того, как становилось тихо, все равно не вылезала — ждала, что гром вернется. Из шкафа Динку всегда выуживал папа…
Нет, постойте.
Шипение? Хрип? Раскат грома? Все не так. Здесь кто–то есть. И это не змеи. Хуже змей. Намного хуже. Кто–то ходит вокруг нее в темноте. Не человек. Человеческие шаги она услышала бы. И эти звуки…
Голос, который говорил с ней прежде, шел из динамика. Но звуки… Они были здесь. И тот, кто издавал их, был здесь. Рядом. В этой комнате.
Кто–то, кто видел ее в темноте. Кто–то, кого в темноте не видела она.
В двух метрах от нее, прямо за спиной или, возможно, на расстоянии вытянутой руки. В этой абсолютной тьме она ничего не увидит, даже если кто– то в эту самую секунду будет стоять прямо перед ней.
Терпи, говорила себе Динка, стиснув зубы.
Она просто все надумала. Здесь никого нет, а звуки такие же поддельные, как и темнота. Сотерские белохалатники хотят ее напугать, вот и все. Напугать, чтобы она побежала к выходу. Но именно поэтому бежать нельзя.
Динка вдруг почувствовала, как воздух справа от нее шевельнулся, скользнув холодом по руке. Кожа тотчас покрылась мурашками.
Показалось, уговаривала себя Динка, ощущая, как ноют скованные напряжением мышцы.
«Это всего лишь мое воображение».
Воздух шевельнулся сзади. По спине пробежал холодок.
«Я просто взмокла от страха, — думала Динка. — А здесь холодно. Я немного замерзла — только и всего».
И тут Динкиной шеи коснулось чье–то дыхание. Ужас сдавил легкие, и девочка едва не задохнулась. Она не выдержала. Вскрикнула и, сорвавшись с места, побежала — туда, где, разрывая мрак, манила белая полоска света.
