– Прекратить! Сейчас же! – заорал Пряников. – Бар-раны! А вы чего повыскакивали? – рыкнул он на других сотрудников у входа. – Погоны жмут? По местам все! Время пошло! Так. Я даже не буду выяснять, что это было. Но это в последний раз. Запомните. Оба. И ты, Родионова, запомни.
Соколовский ехал, прикладывая платок к разбитой губе. «Да, хорош я буду завтра, если распухнет», – подумал он. Отогнув козырек и посмотрев на губу в зеркальце, он вздохнул, снова откинул козырек вверх и достал телефон:
– Алло! Моисей Борисович, простите, связь прервалась. Вы сказали, всплыли иконы, а продавца не назвали.
– Некий господин Винокуров, – неохотно ответил антиквар. – Лично не знаком, но иногда всплывает на нашем рынке. По мелочи всплывает, такой вот солидный лот вижу от него в первый раз.
– Продает, не шифруясь? И почем? – удивился Игорь.
– Ну, это вы, молодой человек, сами уточните, – проворчал Шерман. – Но, судя по стоимости, иконы подлинные.
– А можете вы нам организовать с ним встречу?
– Игоречек, – очень вежливо ответил антиквар, – я тебе координаты дам, а дальше ты уж сам. Мне светиться не с руки, у меня реноме.
– Хорошо, скиньте мне эсэмэской, я разберусь. Спасибо!
Соколовский тут же набрал второй номер:
– Жека? Я. Да какой зуб! – заговорил Соколовский торопливо. – Дуй в темпе домой и переодевайся. Как-как. Прилично. Вике скажи, есть выход на иконы, без тебя никак. Остальное после объясню, когда подберу тебя. Давай!
Жека вел себя хорошо, но не совсем уверенно и сильно переигрывал. Соколовский за столиком в конце зала нашептывал ему в микрофон подсказки, а Жека «вел переговоры» с Кислицыным и Винокуровым. Оба собеседника стали что-то подозревать с самого начала разговора. Соколовский морщился и пытался вытащить разговор из тупика, вовремя подсказывая Жеке, как себя вести и что говорить.
Но кончилось тем, что Аверьянов уронил микрофон из уха на пол и перестал слышать Игоря. Какую он там нес ахинею, было непонятно, но только продавцы икон поднялись из-за стола, вежливо пожали руку несостоявшемуся «покупателю» и ушли.
Вика была в отделе одна, когда Соколовский и Аверьянов вошли. Жека выглядел подавленным и убитым.
– Вика, я лоханулся, – признался Жека. – Эти барыги меня раскусили.
– Потому что Брюсов – поэт, а Брюллов – художник, – сказал Соколовский. – Я же тебя предупреждал, не суйся в искусство. Только иконы!
– Что я, энциклопедия, все помнить?
– А где Даня? – спросил Игорь, кивнув на пустой стол Королева.
– В санчасти, – сухо ответила Родионова. – Ты ему, кажется, нос сломал.
– Он сам нарвался, но я виноват. Готов возместить. С другой стороны, Дане пойдет. У Депардье тоже нос сломан – и как устроился!
– Хватит! – повысила голос Вика. – Так что с иконами?
– Дарственная у них на руках, – садясь на стул возле стола Родионовой, стал рассказывать Соколовский. – Формально – все по закону. Надо зайти с другой стороны.
– То есть у нас все же глухарь, – констатировала Вика. – Или Юрасова напишет отказ?
– Вика, прошу тебя, давай не будем спешить? Я что-нибудь придумаю.
Соколовский сидел у Ильи в его святая святых и рассматривал всякие баночки на полках, странный инструмент, справочники, фотографии.
– Ну, допустим, риелторы ваши и впрямь преступники, – говорил ему эксперт. – И что тогда? А тогда выбираем самых хилых и чуть-чуть подталкиваем на тот свет.
– Но там же естественные причины?
– Итак, – Илья поднял указательный палец, – вопрос: как убить старушку, чтобы никто ничего не заметил? Ответ: проще простого! – Он порылся в своем столе и достал два пузырька с таблетками. – Условие: одна старушка – гипертоник. Принимает адельфан.
Соколовский внимательно наблюдал за тем, как Илья ставил на стол пузырек.
– Или капотен – это по вкусу, – продолжил эксперт и поставил рядом второй пузырек. – Решение простое: капотен вычитаем и добавляем препарат, который давление не снижает, а резко повышает! Раз таблетка, два таблетка, три таблетка… Эффект, думаю, понятен?
– А ведь верно, – разглядывая пузырьки и таблетки, сказал Соколовский. – И врач ничего не заметит. Чем болела старушка, от того и умерла.
– Я практически уверен, что здесь именно тот случай. Но даже эксгумация тел ничего не докажет.
– Что же делать?
– А ничего, – развел руками Илья. – Так мир устроен. Вот говорят – вскрытие покажет. А я так никогда не говорю. Знаете почему? Потому что это цинично – раз. И не всегда правда – это два. А цинизма и неправды в мире полно и без меня. И с этим приходится смириться. Вот и вам тоже советую. Оставь надежду, всяк сюда входящий…
Утро было морозным. Родионова ежилась, накинув на плечи пуховый платок, Жека отогревался горячим чаем. Только Даня
