– Как лед разойдется, тогда только идти из Де-Кастри, – сказал Кир.
– Там же жнакомые. Еткун живет, у них шперва штанем. Они и лодку найдут, и шкажут, когда выходить. От них лочмана примем.
– Пожалуй, верно! – согласился Орлов. «Навострились люди, что придумали!»
– Мне денек можно отдохнуть? – спросил Кир у капитана.
– Отпуск тебе и Семену два дня! Объявите приказом, Алексей Иванович!
– А нам? – спросил Конев.
– Они семейные! Кир, задержись. Надо об артелях столковаться. Мало у нас народу, господа, но делать нечего. Нужны рыбаки и охотники.
…Петров и капитан обедали вместе.
– В Петровском все преимущества цивилизации! – говорил Петров. – А там боцман торговал, крал, обсчитывал команду. Он – жулик!
То есть как он торговал? Скупал меха, рыбий клей перепродавал маньчжурам.
Невельской не слыхал ничего подобного.
– Мне об этом сказали мои матросы, когда я еще не был в Николаевске, – заявил Петров. – Допросите Салова, он сам подтвердит.
Глава двадцатая. Кокосовые острова
Идет дождь. На море – легкие волны. Пришла «Оливуца». На рассвете было слышно, как во мгле громыхнула якорная цепь.
В залив идет шлюпка. «Судя по тому, что послали Овсянкина, – думает Чихачев, – новостей хороших нет. А то старался бы приехать Розенберг».
– Где же пароход? – спросил Невельской, когда мичман выбрался на песок.
– Не могу знать, ваше высокоблагородие! – ответил Овсянкин.
– Разве в Аян не пришел пароход? Мне сообщает об этом правление Компании.
– Никак нет, ваше высокоблагородие!
Опять куча писем. Командир «Оливуцы» сообщает, что грузов в Аяне было две тысячи пудов, но он взял только часть, так как по требованию Кашеварова на судно «погружен груз для Камчатки».
«Опять начинать переписку?!» – в досаде подумал Геннадий Иванович.
Семь человек арестованных привезены в Петровское. Трое подозреваются в кражах у гиляков. Двое уличены в попытке совершить насилие над гилячкой.
– Взял их с собой, чтобы были перед глазами – объяснил Невельской.
Сюда же привезен Салов.
Веселый блеск карих глаз боцмана исчез.
Невельской решил очистить экспедицию, выслать всех неизлечимо больных и всех в чем-либо подозреваемых и уличенных, которых он назвал «чающими движения воды». Всего с Саловым набралось человек десять.
Сенотрусов обещал исправиться, и его решено оставить.
Невельской сказал Овсянкину, что обо всем этом напишет командиру корвета официальную бумагу.
– Но как же вы могли продовольствие оставить в Аяне?
Пошли домой. Пока Невельской писал, мичман Овсянкин в разговоре с Чихачевым признался, что сам возмущен – продовольствие для Петровского не взято, а погружены какие-то старые якоря для Камчатки. По словам мичмана, даже Лихачев недоволен. На этот раз настоял Кашеваров.
Невельской написал командиру «Оливуцы», что очень просит его на пути в Камчатку зайти на рейд Аяна, необходимо отправить Чихачева курьером в Иркутск и послать важные письма, что высылает десять человек негодных людей и одного уличенного в преступлении и взамен их умоляет оставить из своей команды десять матросов.
Ветер крепчал, и в этот день Овсянкин не вернулся с ответом. К утру «Оливуца» подняла якорь и ушла в море. Начинался шторм. Пока море бушевало, Невельской писал бумаги в Петербург и губернатору.
Муравьеву он сообщал, что посылает Чихачева нарочным.
Опять писал о побеге матросов и о розыске, который произведен в Николаевске; о том, что при формировании экспедиции в нее из Аяна и Охотска сбыты многие подозреваемые в преступлениях. Завойко и Кашеваров отделались от них. Сообщал о посылке официальной бумаги в правление Компании, в которой пишет о своем отказе от полуторатысячного годового оклада, который Компания ему платит. «Отказываюсь, лишь бы не иметь с Компанией дела и не посылать глупых отчетов, которые с меня требуют». Писал то гневно, то с мольбой, то ругал правительство, то клялся в верности ему. Под конец приписал: «За веру, царя и отечество!», чтобы не оставалось никаких сомнений в его патриотизме, чтобы и Муравьева не подвести по нынешним временам.
Шторм бушевал два дня…
Стихло, солнце выглянуло, подошла «Оливуца» и снова бросила якорь. С судна доставили письмо Лихачева, что десять матросов оставить не может. Берет ли он негодных, зайдет ли в Аян – ответа не было.
