– Будет время, вы еще вспомните меня! В ваши годы такое порученце дается не зря! Помните, что великие адмиралы и морские министры тоже были когда-то мичманами. Кстати, со дня на день я жду бумаги, и вы – лейтенант!
– Скажу откровенно, ваше превосходительство, – снова вспыхнул Чихачев, – я бы охотно. Но мне стыдно перед Геннадием Ивановичем и товарищами.
– А вам не стыдно будет перед Россией и государем? На вас будут смотреть из царского кабинета и требовать от меня отчета за ваш каждый шаг.
Очень лестно! Да беда, Николай Матвеевич замечал, что и у Муравьева на словах одно другому иногда, кажется, противоречит. То губернатор хотел повернуть неверную политику правительства на верный путь и для этого слал его к Путятину, то говорил, что за каждым шагом Чихачева будут смотреть из царского кабинета, – значит, это как бы желание государя.
А Муравьев стал говорить, что, конечно, заключить трактат с Японией важно для России и что одно другому не помешает, он сам восхищен, что русские высадятся в Японии.
– Нужен человек, который все смело скажет адмиралу! Невельской просит паровое судно. И я откровенно скажу, что не знаю, получил ли Геннадий Иванович это судно в нынешнем году и получит ли вообще. А на эскадре – пароход. Вы сумеете объяснить! Никто другой! Вы выстрадали Амур! А что касается Геннадия Ивановича, то он будет ждать Японской экспедиции, как манны небесной. Ваши же товарищи поблагодарят вас!
Через две недели Николая Матвеевича снова срочно потребовали в кабинет.
– Известие о снаряжении чрезвычайного посольства в Турцию. Спор о святых местах. Вот газеты! – сказал Муравьев. – Вот и ожидаемые события надвигаются! Поэтому и предосторожности взяты.
Заговорили о святых местах.
– Лед тронулся. Американская эскадра идет в Японию – раз. Грозит восточная война – два! Вот две причины, и у нас спохватились. А я слышал, что вы покорили у меня весь город? Говорят, вчера в соборе молодые купчихи и купеческие дочки чуть не передавили из-за вас друг друга. Вы в фокусе внимания. Как вам понравились мои Волконские и Трубецкие?
Чихачев сидел понурившись. Война надвигается. Что же на косе будет? А Завойко и Кашеваров будут палки в колеса вставлять Невельскому. Жаль, жаль Геннадия Ивановича и Екатерину Ивановну.
– Николай Николаевич! Простите, но я хотел бы твердо знать до отъезда, что будет предпринято для лучшего снабжения экспедиции Невельского к весне, так как именно с этой целью я явился сюда и это есть мой долг и главное мое поручение.
«О-о! Дерзость, кажется! – подумал губернатор. – Кажется, ложно понято мое расположение. А ну, сбить с него спесь?»
– Я покорнейше прошу вас… Речь идет о жизни и смерти людей. Некому иначе будет исполнять повеления.
«Каков характерец! Научился у Невельского этой въедливости! Манера Невельского – требовать, ставить условия, никому не верить, все проверять самому. Тот, говорят, сукно на складах мерил и сам упаковывал».
Муравьев улыбнулся и дал честное слово.
– А вы вернетесь в экспедицию! Но уже на эскадре Путятина, она торжественно войдет в Амур после заключения трактата с Японией.
«Как она войдет? Там кругом мели, фарватер меняется, гиляки говорят. Кто и на каких судах сделает промеры этого фарватера? Лиман – тысячи квадратных миль. Но не будешь же все время возражать генералу, и так много на себя взял, сказал, да чувствую, что хватил лишку».
– В Амур! Который есть великий путь в мир. Вы сами его открыли! Ведите эскадру в реку и осознайте будущее нашего могущества. Главное не бухты на юге, как твердит Невельской, а Амур. Гавани на юге могут нам принадлежать или не принадлежать – это дело будущего. Прежде всего мы должны держать в руках великий водный путь! Амур нужен для связи России с Камчаткой, которая есть драгоценность! И эскадра Путятина после Японии будет крейсировать между устьями Амура и Петропавловском. Стоянка ее будет в Петропавловском порту. «Паллада» будет защищать Камчатку с главным нашим портом на Великом океане.
Сильно это разнилось от того, что желал Невельской. Да ведь спорить не будешь. Впрочем, время и само дело решат, кто тут прав. Вот Муравьев не хочет, видно, занимать южных гаваней! То-то он последние дни все Камчатку расхваливал. Жаль!
– Но исследование бухт на юге необходимо, – твердо сказал Чихачев.
Муравьев поморщился.
– Я напишу адмиралу и об этом! Знать, что там, конечно, мы должны! Мое пристрастие к Камчатке не поймите в том смысле, что я противник проекта Геннадия Ивановича и закрываю глаза на южные гавани. Нет, я только лишь выполняю высочайшую волю. Исследования там нужны, но главное – Амур и Камчатка!
«Вот и поди пойми его!» – подумал Чихачев.
Екатерина Николаевна вывела отличные нарциссы. Они впервые зацвели.
Она вела мужа по домашней оранжерее, и каждый из них говорил про свое. Она – про цветы, он – про политику. Оба слушали со вниманием и не перебивали друг друга.
– Про Путятина говорили, что ханжа, узкий человек, приятель с Нессельроде, потому, верно, и послан. О Русь! Если бы Путятин мог взять в свои руки то,
