толкнул широкую дверь. И услышал — внутри, в темноте — знакомое, глухое жужжание. Дернулось веко, заныла голова. Рука невольно пошарила в темноте справа. Вроде бы туда он сегодня утром закинул флотский шотган. Знать бы еще зачем. Пальцы легли на цевье. ДаКоста непонятно чему улыбнулся, подхватил одной рукой верный «мир» и шагнул наугад. Желтый, мерцающий свет сочился из щели в дальней стене. Гудение, вроде, стало басовитей, четче. Голова — кругом, в висках билась бравада и спиртовая, тяжелая хмарь.
Треснула задняя дверь, разлетевшись в щепу под кованными сапогами. Испуганный визг.
— Ой, мать моя… — прошептал ДаКоста тихо, застыв в дверях. Тихо, с пьяной улыбкой на лице. Последнее, что он сейчас хотел — это напугать до смерти Лиианну. Посреди комнаты — застывшую соляным столбом. Осы парили в воздухе, вели вокруг нее хоровод, желтое мерцание крыл плясало бликами, ложилось ей на лицо яркими тревожными полосами.
— Эй, ты чего? — окликнул он, шагая ближе. Ногу повело. Веки дернулись, глаза сомкнулись на миг. А потом был удар, опрокинувший его на пол, в беспамятство.
— Скотина… скотина пьяная, — прошипела Лиианна — тихо, сквозь еще стучащие от бешенства зубы. Герой, мать его. Вломился — глаза косые, безумные, аж на ногах не стоит. Рожа — у пьяных она вообще страшная, а у ДаКосты сейчас — вдвойне. Мятое, высушенное кораблем. И розовый цвет в руке — цветок ночной богини. Цветок предложения. А в другой — шотган, видимо, чтобы она, Лиианна, не медлила с согласием. Стукнуло дерево. Дубина выпала из ее руки. Осы зажужжали вокруг, завертелись в танце. Лиианна кивнула, наклонилась, столкнула бесчувственного ДаКосту в яму в углу. Не удержалась, пощупала — дышит. Уж больно детское стало у парня лицо — сейчас, когда беспамятство стерло пьяную удаль. Розовый цвет так и остался в руке. А на щеках — россыпь мелких, рыжих веснушек.
«Ну и ночная с ним», — пожала плечами она. Отодвинула в угол, накрыла, с глаз подальше, брезентом, выпрямилась. Осы гудели, бились о потолок, выбивая слова звоном хитиновых крыльев:
— Жди… Скоро…
Замерцало в углу. Тем же желтым, неярким светом, но — ярче, отчетливей. Полоснул по ушам резкий, басовитый гул. Клубок ос влетел, распался у Лиианны над головой, уронив пластиковую коробку ей на руки. Небольшую, со спичечный коробок.
— И что? — спросила она, поводя из стороны в сторону глазами. Глухо щелкнула под пальцами кнопка. Мигнул огонек.
— И что? — повторила она, все так же недоуменно озираясь.
— И все, — прошептала под нос Эмма Харт, у себя, в гостевых комнатах летающего дома. Усилитель доставлен, сигнал пошел. Дювалье будет доволен, а главное… Пальцы дернулись, невольно погладили обивку кресла. Мягкая замша, приятный бархатный блеск. Экран мигал ей в глаза, отсчитывая проценты готовности…. 98, 99… Дернулось сердце, приятно заныло внизу живота. Главное — у нее, Эммы Харт, будет хороший шанс — закрепится в этом доме покрепче.
..100…
Ready.
Ввод…
По лицу Лиианны пробежал желтый огонь. Желтый, потом рубиновый, алый… Моргнул, отразился от рук — кровавым, тревожным отблеском. И погас. Упала тьма. Лиианна осторожно выглянула на улицу сквозь щели в стене. Угловатые башни «коммы ахт» чернели в ночи. Мертво — огни сигналов погасли.
Глава 28 Коса смерти
Желтый мигающий огонек электрической лампочки, белые листы, приятный глазам полумрак и — по бумаге — неровные рукописные буквы. В два ряда, от руки разделенных вертикальной чертой. Слева витиеватые туземные руны, справа — торопливые, спешащие вдаль буквы земного алфавита:
