Патрис влетел обратно в квартиру, быстро выключил телевизор, и мы, не дыша, приникли к двери.
Мадам Горгон, что-то бормоча, уже поднималась по лестнице. Дальше наступила тишина, а потом раздался глухой грохот упавших сумок, визг и кудахтанье мадам. Мы высунулись в щелку. На фоне лестничного окна хорошо был виден ее темный силуэт, размахивающий руками и все больше опутывающийся нитями липкой паутины.
– Сто метров паутины! – гордо прошептал Патрис. – Сейчас она превратится в кокон! Она злая и меня не любит!
– И меня!.. – удовлетворенно вздохнула я.
– Поехали в парк аттракционов? – предложил Патрис.
Какие аттракционы! У меня оставалось около 10 евро, а нужно еще что-то купить маме на ужин. Я честно об этом сказала.
– Нет денег?! У тебя нет денег! – заорал Патрис. – Все русские – богатые! Ты просто жадина! А чего тогда твоя мать сюда притащилась?
Мне стало очень обидно! Мы и так здесь все время «худеем», экономя на всем, ну, чтобы хоть в музей сходить.
Но я с ужасом поймала себя на том, что впервые плохо подумала о маме! Действительно, зачем мы сюда приехали?
И мне захотелось отлупить Патриса и крикнуть ему что-нибудь очень гадкое и злое, и я уже открыла рот, но тут меня парализовала мысль: ведь этот несносный Патрис может стать моим СВОДНЫМ братом!
Он же, не обращая внимания на мой столбняк, продолжал орать гадости, но теперь уже про своих собственных родителей.
Я поняла лишь, что у его мамы есть друг Пьер, который вечно пьян, вдобавок тот возненавидел Кики, белую крысу Патриса. И Патрис уверен, что крысу ударили, пока он торчал в лицее. Когда он вернулся домой, Кики еще была жива, но скоро умерла на его руках, ткнувшись мордочкой в ладонь.
Он сбежал от мамаши, но и здесь отцу не нужен! И Патрис заревел в голос, размазывая кулаками слезы по лицу. Я тоже заплакала, правда, не столько от жалости к нему и крысе, сколько к себе.
Так мы сидели на подоконнике и рыдали, каждый о своем.
– А ты любишь крыс? – с надеждой в голосе спросил Патрис, когда мы немного успокоились.
Я покивала и неожиданно рассказала ему, как я спасала крыс в нашем подъезде.
Однажды бабушка послала меня вынести мусор, и я на крышке мусоропровода увидела объявление: «Мусор неделю не бросать! Будет проводиться травля крыс!»
Мне показалось это гадким! Я как-то видела у крыльца маленького ушастого детеныша, который сидел и грыз корочку… Такой славный! И я решила крыс предупредить.
Вернувшись домой, достала из холодильника два картонных пакета с кефиром, сделала в них иголкой дырки, а по картону красным фломастером написала: «Крысы! Бегите! Вас будут травить!» И потом аккуратно сбросила этот SOS с «противоядием» в мусоропровод.
Я уже про них и забыла, но недели через две, возвращаясь из школы, подслушала разговор нашей соседки с дворником.
«Зина, ты помнишь, – рассказывала дворничиха, – ведь целые полчища крыс бегали по дому. Я во всех трех парадных все мусоропроводы ядом-то и засы?пала, так в соседних двух я два дня крыс выметала, а у вас хоть бы одна сдохла! Куда они делись – не понимаю. Нет их, и всё!»
Патрис открыл рот и взволнованно зашептал:
– Они прочли и ушли?
Я почесала макушку, вспомнив, как Лиза надо мной потешалась из-за этой истории, и только пожала плечами.
В общем, Патрис не такой уж и противный!
Ему тоже не позавидуешь: мотается между родителями и всем только мешает!
Грустные размышления
Еще до поездки я представляла, как приду в школу после каникул и так небрежно, как бы между прочим, расскажу, где была.
Так всегда делает Вика Чугунова, которая и сейчас, наверное, отдыхает с родителями в Испании или на Бали.
Но оказалось, что мне ничего рассказывать не хочется, хотя мы с мамой и в музей сходили, и по городу погуляли, но как-то безрадостно, без обычного смеха и понимания между нами. Мама сделала стрижку и стала какой-то новой и незнакомой. Она все время думала о чем-то своем, и ей было не до меня.
