— Сущая правда. Тысячеметровые изваяния изображают древних королей и вырезаны в скальной породе, которую даже не поцарапать никаким нашим оружием или инструментом. Своей красотой они нимало не уступают этим грандиозным фрескам, а материалом для них стала скала, тысячелетиями не видевшая света. И создал их безбожный народ, живший в незапамятные времена. Подлинное искусство не нуждается в божественной указке и существует само по себе.
— Что ж, вы имеете право на собственное мнение, — учтиво согласился Урия, — но и я останусь при своем.
— Спору нет, Изандула была гениальным и восхитительным художником, — продолжал Откровение, — и все же ей приходилось зарабатывать себе на хлеб и брать деньги за свою работу. Убежден, что за роспись этого храма она получила весьма неплохую сумму, ведь в те дни церкви были просто до неприличия богаты. Но поручи ей какой-нибудь светский властитель расписать свой дворец, разве не нарисовала бы она нечто столь же чудесное?
— Возможно, но мы вряд ли теперь это узнаем.
— Да, вряд ли, — согласился Откровение и, обойдя Урию, направился к алтарю. — Но я склонен полагать, что теми, кто списывает гениальность художника на Божью помощь, движет банальная зависть.
— Зависть?
— Разумеется, — произнес Откровение. — Они просто не способны поверить в то, что другой смертный человек может создавать шедевры, в то время как им самим это недоступно. Вот и пытаются они объяснить все тем, что сознанием художника овладело охваченное вдохновением божество.
— Весьма циничный взгляд на человечество, — сказал Урия.
— Кое в чем ты прав, — произнес Откровение.
— Наш разговор был очень увлекателен, мой друг, — пожал плечами священник, — но вам придется меня извинить. Надо еще успеть подготовиться к службе.
— Никто не придет, — сказал Откровение. — Будем только мы с тобой.
— Скажите, зачем вы пришли на самом деле? — вздохнул Урия.
— Это последний храм на всей Терре, — сказал Откровение. — Вскоре все подобные места канут в историю, но мне хотелось бы запечатлеть его в своей памяти, прежде чем это произойдет.
— Я знал, что эта ночь не будет походить на другие, — произнес Урия.
Вместе они прошли в ризницу и расположились друг напротив друга за огромным столом красного дерева, украшенным резьбой в виде переплетающихся змей. Массивный стул заскрипел, принимая тяжесть гостя, и Урия извлек из ящика высокую запыленную бутылку синего стекла и два оловянных кубка.
Разлив по ним темно-красное вино, священник откинулся на спинку стула.
— Ваше здоровье! — произнес Урия, поднимая кубок.
— И за твое тоже! — отозвался Откровение.
Пригубив напиток, гость Урии одобрительно кивнул:
— Замечательное вино. И хорошо выдержанное.
— Вижу, что вы разбираетесь в этих вопросах, — отметил Урия. — Эту бутылку с наказом откупорить ее только на свадьбе подарил мне отец в день моего пятнадцатого дня рождения.
— И ты не женился?
— Просто не нашел той, которая рискнула бы связать со мной судьбу. В прошлом я был омерзительным типом.
— И потом омерзительный тип стал священником, — произнес Откровение. — Сдается мне, у тебя припасена познавательная история.
— Это правда, — подтвердил Урия. — Но некоторые раны слишком глубоки, и мне не хотелось бы снова вскрывать их.
— Твое право, — сказал Откровение, вновь прикладываясь к вину.
Тоже поднеся напиток к губам, Урия посмотрел на гостя поверх кромки бокала. Садясь на стул, Откровение скинул с плеч алую накидку и повесил ее на спинку. Под ней он носил практичную одежду, вполне обычную для простых жителей Терры, но его костюм отличался безупречной чистотой. Также на указательном пальце правой руки гостя красовался серебряный перстень с каким-то гербом, но Урии не удавалось разглядеть подробности.
— Откровение, ответьте, что вы имели в виду, когда говорили, что мой храм скоро исчезнет?
— Именно это и имел, — ответил Откровение. — Полагаю, даже сидя на вершине горы, ты не мог не слышать о том, что Император провозгласил целью своего Крестового Похода полное уничтожение любых религий и суеверий. Его войско скоро прибудет сюда, чтобы не оставить от храма камня на камне.
— Это мне известно, — с грустью в голосе произнес Урия. — Но для меня это ничего не изменит. Я остаюсь верен своим убеждениям, и ни одному воинственному деспоту не удастся меня запугать. Я не предам свою религию.
— Ты очень упрям, — заметил Откровение.
