– …и вот еще: «Лесник Вениамин Сорока, тридцати лет от роду, повесился в своем доме на Малой Заречной. По словам свидетелей, незадолго до смерти, покойный жаловался на расстройства сна и ночные кошмары. Лечащий врач покойного, господин Цигарка, прописал леснику успокоительные капли с водкой, после чего Сорока на прием более не являлся…» Что скажите, Фигаро? Наш клиент?
– Похоже, наш. – Следователь пригубил коньяку и сделал пометку в блокноте. – У меня, кстати, все.
– У меня тоже, – Гастон хлопнул ладонью по стопке газет. – И что мы в итоге имеем?
– Шиш с маслом, – вздохнул Фигаро. – Точнее, половину шиша. Вот смотрите: за последние десять лет в этих краях тридцать человек сообщили о встрече с призраком, по описанию похожим на нашего Черного Менестреля. Сорок человек угодили в желтый дом с симптомами, похожими на те, что описывают наши потерпевшие. Двадцать семь человек покончили с собой… Мало, Гастон, мало! Если бы в этих местах хозяйничал драугир, список погибших за это время был бы во-о-от такой – Фигаро широко развел большой и указательный пальцы. – А у нас фамилий на пол-листка.
– И что это значит?
– Ну, первое что приходит на ум, – небольшая зона локальных манифестаций драугира. Проще говоря, он появляется только в каком-то конкретном месте, в очень узкой зоне влияния. Против этого говорят рассказы потерпевших – это раз. Дальше: предположим даже, что Менестрель обитает где-то около Лебединого Пруда. Все равно, в зону его влияния ежегодно должны попадать сотни людей. Эти места только кажутся глушью, Гастон. В разгар сезона здесь страшно пальнуть из ружья в кусты – обязательно прихлопнешь какого-нибудь фабриканта или столичного банкира… Второе: наш Менестрель выбирает своими жертвами только людей с определенными… признаками. Например, только тех, кто обладает высокой психической чувствительностью. Но если он – драугир, Гастон, то его поведение подчиняется также некоей своеобразной идеологии. Он выбирает не наобум, о нет… Что общего между королем, госпожой Воронцовой, министром, музыкантом, Малефруа и покойным генералом?
– Они все до отвращения богаты. – Гастон разлил остатки коньяка по стаканам. – Как вам такая идея?
– О! – Фигаро восторженно зааплодировал, – это было бы шикарно! Драугир-красный большевик! Карает богатеев, повергая их в комары, полные мук совести и видений страданий трудового народа!
– «Вихри враждебные веют над нами…» – провыл Гастон загробным голосом. – Сильная теория. Но как с ней вяжется лесник Вениамин Сорока?
– …и золотарь Аврелий Хрон. Да-да, не подходит. А жаль – знойная была идея…
– А зачем вам вообще выяснять, на кого именно он охотится? Прихлопнуть тварюку, да и дело в шляпе!
– Понимаете, Гастон, – Фигаро допил коньяк, – в случае с драугиром проблему можно решить, так сказать, с двух сторон: либо найти могилу проклятого – этим я займусь в ближайшее время, либо понять, через что именно, каким образом он цепляется к жертве. Тогда можно разработать индивидуальную защиту. И, может быть, мы имеем дело вообще не с драугиром.
– А с чем же?
– О, существует масса редких Других, не описанных в классической литературе. Но Другого всегда вычисляют по типу воздействия. Ребенок плачет ночами, говорит, что в шкафу живет чудище – ищем Буку. Девушка день ото дня все бледнее, а ее подушка в следах крови – ставим ловушку на Ночного Летуна. Все просто. Пока что все указывает на драугира: кошмары, видения на болотах, да и сама легенда… Легендами я займусь завтра – мне там привезли столько бумаг, что в них можно зарыться. И параллельно буду собирать эфирную махарайку – искать Менестреля.
…За дверью заскрипели половицы и послышались мягкие, вкрадчивые шаги: с этого дня королевская охрана патрулировала усадьбу и внутри. Следователь, правда, не видел в этом особого смысла; он не верил, что убийца генерала захочет отправить на тот свет еще кого-нибудь из них. Но король настоял (скорее всего, дабы успокоить мадам Мари) и тут уж ничего нельзя было поделать.
…Фигаро проводил Гастона до его комнаты, пожелал своему невольному ассистенту спокойной ночи и, сунув подмышку тонкую папку, тихо спустился на первый этаж. В гостином зале никого не было; камин давно погас, и лишь две служанки вытирали столы, складывая стопкой грязные тарелки.
Узнав у седовласого господина в сером костюме с золотым орлом-значком на плече, что Их Величество только что были во дворе, следователь вышел на крыльцо и с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух.
Весенняя ночь на Черных Прудах была прекрасна. С усеянного мириадами звезд ночного неба лила бледный свет полная луна. Спали болота, укрытые серыми туманами, спали низкие холмы, дремал, убранный звездной короной Ведьминого Венца лес, грезили в низинах истертые временем камни давно разрушенных замков и древних капищ. Где-то вдалеке лениво брехали собаки, и высокий мужской голос протяжно выводил: «Ой, там, за горами, едет по небу возок…». В сладком как нектар воздухе смешивались запахи костров, влажной земли и талого льда, и следователь подумал, что мог бы, наверное, принять предложение Малефруа. «Останусь здесь, – думал он, – заделаюсь егерем, заведу собак, буду ходить по лесам, сидеть с мужиками у ночного костра, рассказывать под водочку страшные истории, побратаюсь с Черным Менестрелем и забуду всех демонов и колдунов-убийц как страшный сон…»
Тут он услышал голоса, а в следующий миг увидел в беседке две тени: мужскую и женскую.
– …каждый год. И ничего не меняется. Зато только здесь я отдыхаю. Забавно, правда? – это, без сомнения, была Мари Воронцова.
– Смешно, – голос короля показался следователю необычно грустным, – я сюда, считай, что убегаю. И всегда страшно возвращаться…
