– Ты до конца осознаешь ситуацию? Преступник – один из местных.
Я поежился. Перед глазами проплыли знакомые лица. Джон, Элизабет, Виктор, Элис, Патрик. Кто-то из них – безжалостный убийца. Нет, вряд ли Джон. И не Элизабет, конечно. И не Виктор. Но в таком случае остаются лишь его бывшие квартиранты?
– Генри, – ответил я после долгих раздумий, – а ведь Дрю всерьез подозревал Латимеров в убийстве твоего отца.
Мой друг глубоко вздохнул и покачал головой.
Практически весь обратный путь мы молчали. Лишь в конце Генри неожиданно призвал меня подумать о пропорциях.
– О пропорциях? – переспросил я в изумлении. – Это ты к чему?
– Именно они вызвали у тебя то странное ощущение, – глаза Генри заблестели. – Про-пор-ци-и.
В моей голове заскрипели шестеренки. Мозг отказывался понимать последнюю фразу. Наверное, одновременно перестало функционировать и сердце, так как я больше не чувствовал ни капли жалости к несчастьям друга. Меня обуревало эгоистичное желание придушить его.
Полдня полиция рылась в доме Дарнли и осматривала окрестности. Явно взвинченный Дрю с неутомимым упорством посылал подчиненных в который раз осматривать углы и закоулки. Один из полицейских беспрестанно сквернословил, пока их группа работала за особняком. Дрю то и дело всех одергивал. «Ты можешь стоять прямо? Сборище деревенщин! Кто мне вас только послал?» – донеслось издали.
– Простите, шеф, споткнулся. Тут ничего не видно, повсюду один снег. Коряга, что ли, какая?
– Это в башке у тебя коряга! Может, теперь перестанем работать?
– Наш дорогой инспектор по-прежнему безупречно тактичен, – ухмыльнулся Генри.
Послышался голос Виктора – он предложил замерзшим детективам горячего чаю. Дрю, сожалея о потерянном времени, недовольно согласился, однако втайне был благодарен за возможность согреться.
Вскоре голоса смолкли. По крайней мере на некоторое время.
За ужином царила необычайная тишина. Я дулся на Генри, ибо он так и не раскрыл карты. Тогда никто еще не ведал, что зловещая история уже приближалась к жуткому финалу. Догадывайся я о нем заранее, многое бы отдал, лишь бы не видеть. А пока, увы, приходилось просто сидеть за столом, глядя в тарелку. В голове крутилось лишь одно слово: «пропорции». Домочадцы тоже закисли. Папа растерял всю самоуверенность и будто немного постарел. Он с хмурым видом медленно пережевывал пищу. Из жалости я объяснил ему, как бренди сначала исчезло, а потом превратилось в виски. Генри тактично закусил губу, но мама развеселилась. Отец свирепо посмотрел на меня. Единственное, чего он не выносил, – сарказма по поводу своей неуклюжести.
– Очень глупо, – сурово произнес он и вышел из кухни с высоко поднятой головой.
– Теперь всю неделю будет дуться, – подвела итог мама, взяв себя в руки. Она начала понимать, что ее оживление, учитывая недавние события, выглядело бестактно.
– Пожалуйста, прости меня, Генри, но я не могла сдержаться.
– Миссис Стивенс, – вздохнул мой друг, тронутый ее словами, – я ведь еще не поблагодарил вас за доброе приглашение. С момента смерти мамы… – его голос сбился, лицо потемнело.
За стеной пронзительно зазвонил телефон. Через мгновение послышался ворчливый голос: «Это тебя, Джеймс».
Выйдя в холл, я увидел только, как закрывается дверь гостиной. Отец явно рассердился сильнее, чем я сначала подумал.
Трубка лежала на столе. Я поднял ее.
– Привет, Элизабет!
В ответ раздался чопорный голос, совершенно не похожий на сестринский:
– Это Дрю.
– А, инспектор. Какими судьбами…
– Вы не могли бы зайти, молодой человек? Вместе со своим другом.
– Конечно. Куда?
– В соседний дом, к мистеру Дарнли. Ваши сестра и зять уже здесь.
– Ладно. Что-то случилось?
– У меня серьезные причины так полагать, но подробности – при встрече.
– Хорошо, сейчас будем.
– Небольшой совет. Вы уж там поаккуратнее! Преступники все еще на свободе, ведите себя осторожно!
– Понял, – буркнул я, пораженный измученным видом лица в зеркале.
Через пять минут мы с Генри уже шагали к дому Виктора. На деревню опустилась ночь. Тусклый свет уличного фонаря на углу еле пробивался сквозь падающие хлопья снега. Впереди вырисовывались зловещие очертания особняка Дарнли. В темноте высились запорошенные фронтоны.
Дрожа, я толкнул калитку. Мы пошли по тропинке к парадному крыльцу.
