— Свежий облом, — сказал Кончаг, осматривая край. — Прошлой весной его не было.
— Великан, — покачал головой Кзаг, всматриваясь во что-то внизу. Подойдя к краю, Фонси осторожно заглянул в пропасть — с такой высоты он ещё никогда в жизни не смотрел. В животе заныло.
— Сорвался сверху, — продолжил орк, прослеживая взглядом путь от теряющейся где-то в тумане вершины горы до дна пропасти, — разбился насмерть и дорогу испортил. Сволочь. Запомни, Кончаг, в следующий раз поймаем великана — покалечим. Чтобы не бегал где попало и не падал откуда не надо.
— Поймаешь ты его, — буркнул Кончаг, — как же. Смотри, чтобы он тебя не поймал. Лучше пару коз отравим да выпустим, чтобы он их сожрал да подох.
— Можно, — согласился Кзаг, — а что нам сейчас делать?
— Обратно переться, — огрызнулся Кончаг, — к мосту четырёх костей. А там я не знаю, как ближе.
— Я знаю, как ближе, — сказал высокий орк, — только идти так не хочу.
— Через Гнилое Ущелье, что ли? — Кончаг скривился, точно съел что-то очень невкусное.
— Через Гнилое. Иначе обходить дня четыре придётся.
Кончаг с неодобрительным кряканьем ударил Кзага в живот и тут же сам получил кулаком в лоб. Обменявшись несколькими оплеухами, орки тяжело вздохнули.
— Поворачиваем, Хоньша, — сказал Кончаг, — дальше дороги нет. В обход пойдём.
— Да я понял, — кивнул Фонси, — а великан, это кто такой? Тролль?
— Вроде тролля, — согласился Кзаг, потирая ушибленное Кончагом место, — только большой и глупый.
— Эта дверь зимой не открывается, — проворчал Кзаг, прочитав высеченную на скале надпись. Резы были знакомые, но надпись непонятная. — Нужно, чтобы солнце светило, а здесь зимой солнца не бывает
Дверь была высечена глубоко в скале и украшена непонятными узорами. Ни малейшей щели Фонси в ней заметить не смог.
— Куда теперь? — спросил Кончат. — В Гнилое мы не попадаем.
— Надо подняться куда-нибудь, откуда видно Зархънтай или Захазирай, и попросить помощи. А то у нас жратва кончается.
— Ну так что мы попусту болтаем? — зарычал Кончаг и ткнул Кзага кулаком в поясницу. — Бросаем болтовню! Вперёд и вверх!
Фонси снова потерял счёт дням. В темноте ночи или тусклом свете зимнего северного дня — солнце теперь иногда показывалось из-за края неба, особенно, если стоять высоко на горе — они всё время куда-то шли — то по неправдоподобно гладким древним дорогам, то по длинным каменным лестницам, то поднимаясь или спускаясь по отвесным колодцам с вырезанными внутри ступенями, то пересекая долины по слежавшемуся снегу, то переходя их по навесным, непонятно из чего сделанным мостам. Одна и та же гора могла в течение дня оказаться спереди, потом справа, слева и, наконец, сзади от них.
Порой хоббит просто дивился выносливости двух орков, а пуще поражался своей. Ноги гудели, живот подводило от сушёного мяса и солёной черемши, на привалах настигал чёрный кромешный сон, но Фонси шёл вместе с Кзагом и Кончагом и до сих пор ни разу не упал от усталости. Хотя нести его им пару раз пришлось — через глубокий снег в одной из долин и каменные обломки на какой-то тропинке.
Короткий день подходил к концу; солнца не было уже давно, и небо стало тёмно-синим, когда Кзаг остановился на вершине того, что Фонси в Шире, и даже в Кардуне, назвал бы горой. Здесь это был средней высоты холм. На вершине этого холма стояло три грубо обтёсанных валуна.
— Зархънтай, Захазирай, — сказал Кзаг, — а кто третий? Я тут раньше не был...
— Отойди, — сказал Кончаг, скидывая заплечный мешок и кладя наземь чехол с луком и тул. — Я тут раньше был. Третий — это Гъръм.
Высокий орк отошёл в сторону, уступая Кончагу место между тремя валунами.
— Здесь заночуем, — бросил Кзаг Фонси, — дальше пока не пойдём. Пошли за хворостом сходим, я там внизу сухие кусты видел.
Хвороста вышло немного, но на небольшой костерок должно было хватить. Фонси всегда спал чуть не прямо в углях, завернувшись в свой старый плащ и новую шубу одновременно. Орки, не знавшие, казалось, ни холода, ни усталости, над ним за это посмеивались.
— Пока огонь разводить нельзя, — сказал Кзаг, кивая на неподвижно стоящего между камней низкорослого орка, — надо подождать, пока Кончаг поклонится горам.
Кончаг тем временем достал и положил перед собой короткий кривой нож, берестяную кружку с плотно прилегающей крышкой и кремень с кресалом. Низко поклонившись каждому из трёх валунов по очереди, он положил в кружку несколько мелких камешков, закрыл её и затряс над головой, вертясь на одном месте и сопровождая эти действия не то гудением, не то мычанием. После выдернул из меховой оторочки своей безрукавки щепоть шерсти, плюнул
