началу XIX века в городе на Неве уже обосновалась целая еврейская община в несколько десятков человек. Эта небольшая сплочённая группа вела еврейский образ жизни и даже содержала своего резника. Это благодаря Ноткину евреи приобрели здесь и собственный участок на лютеранском погосте (позднее Волково кладбище), основав таким образом первое еврейское кладбище в Петербурге.
Что до Неваховича, то он пробавлялся переводами для Сената с еврейского языка на русский. Известно, что в этом деле ему помогал некто Юда Файбишович. Будучи вхож в высшие круги общества, Иехуда Лейб знал не понаслышке о доброжелательном отношении Павла I к евреям и в качестве доказательства сообщал, что императору «благоугодно было лично удостоить находящихся тогда в Санкт-Петербурге купечество и депутатов сего народа покупкою от них трёх тысяч аршин голубого бархата для придворной надобности».
Работая над письменными материалами по делу лидера белорусских хасидов рабби Шнеур-Залмана бен Баруха (1746-1813), дважды арестованного русскими властями по ложным доносам миснагдим, Невахович не только сочувственно отнёсся к несправедливо обвинённому хасиду, но и, как полагает историк Андрей Рогачевский, способствовал его освобождению. Чтобы понять всю смелость и нестандартность такой позиции Неваховича, достаточно вспомнить обращение с Шнеур-Залманом того же Абрама Перетца. Последний жестоко оскорблял хасида, насильно запер его в своем доме, чем напомнил тому мрачные застенки Тайной канцелярии…
Человек книги, Невахович отдаётся творчеству на заре царствования уже нового государя. Свои размышления и душевные переживания он поверяет бумаге. «Тайная некая сила призывает меня к перу», – признаётся он.
Дебют Иехуды Лейба как литератора являют собой его «Стихи» на день восшествия императора Александра I на престол 12 марта 1801 года, подписанные «Верноподданейший Еврей Лейба Невахович». Это ода, стихотворный текст которой написан на древнееврейском языке и сопровождается русским прозаическим переводом. Как отмечает культуролог Владимир Топоров, «в оде нет и следов сервильности или неумеренности славословий. Зато она весьма дипломатична…, автор подчеркивает и свою принадлежность к евреям и избранную им поэтику, ориентирующуюся на образы еврейской библейской традиции». Вот какой панегирик слагает сочинитель императору:
Использование славянизмов (атрибутов высокого «штиля») для жанра торжественной оды вполне оправданно и понятно. Заслуживает внимания другое – нарочитое использование автором-евреем ветхозаветной образности (царь Соломон, библейский патриарх Иосиф). Как заметил филолог Олег Проскурин, «во всех основных европейских языках… само название еврейства как бы свидетельствовало о свершившемся отделении современного еврейства (несущего на себе «печать проклятия») от древнейшего, библейского бытия».
Примечательно, что и в «Письмах русского путешественника» Николая Карамзина такое отделение и даже противопоставление явственно прослеживается. Он пишет: «Мне хотелось видеть их Синагогу. Я вошёл в неё как в мрачную пещеру, думая: Бог Израилев, Бог народа избранного! здесь ли должно поклоняться Тебе? Слабо горели святильники в обременённом гнилостию воздухе. Уныние, горесть, страх изображались на лицах молящихся; нигде не видно было умиления; слеза благодарной любви ничьей ланиты не орошала; ни чей взор в благоговейном восхищении не обращался к небу. Я видел каких-то преступников, с трепетом ожидающих приговора к смерти, и едва дерзающих судию своего просить о помиловании».
Для Неваховича, озабоченного бесправным положением своих соплеменников, важно было снять с них эту «печать проклятия». Потому, употребляя библеизмы, он обозначает тем самым духовную связь и преемственность нынешних иудеев с пророками и мыслителями далёкого прошлого. В этой связи приобретает особый смысл и упоминание автором Екатерины II («В тебе водворяется небесная душа Екатерины Великой»). Ведь именно эта императрица запретила в государственных документах употреблять оскорбительное слово «жид», заменив его на «еврей». Слово же «еврей» ассоциируется с Библией, и когда Невахович указывает: «Сочинил по-еврейски… Еврей Лейба Невахович», он словно подчёркивает, что произведение своё написал представитель богоизбранного народа на языке Священной книги. К слову, не только Невахович, но и другие борцы за права евреев прибегали к сравнениям бытия иудеев с их древними праотцами. Яркий пример тому – Нота Ноткин, который в своём Проекте 1797 года обосновывает пригодность евреев к земледельческому труду именно ветхозаветной традицией.
В 1802 году в Петербурге начинает свою деятельность Комитет по благоустройству евреев (так называемый Еврейский комитет), в коем в качестве помощника принял участие и Невахович: он консультировал иудеев – членов Комитета Ноткина и Перетца. Именно в связи с работой этого Комитета Лейба выпускает в свет свою книгу «Вопль дщери иудейской» (СПб., 1803) с посвящением министру внутренних дел Виктору Кочубею (1768-1834) – аллегорическое изображение положения евреев в России начала XIX века. А в 1804 году книга в адаптированном виде выходит на иврите в Шклове (там была типография с древнееврейскими литерами) под заглавием «Кол Шават бат Иегуда», с посвящениями «защитнику своего народа» Ноткину и «коммерции советнику» Перетцу.
Издание книги на «языке более известном и знаменитом в отечестве» замышлялось автором для русского читателя, точнее, адресовалось властям предержащим России. Как отметил литературовед Василий Львов-Рогачевский, Невахович «обращался более к власти, чем к общественному мнению, поскольку искал в ней “горячую защиту гонимого народа”». Горячий последователь Мендельсона, он пытался убедить начальство, что «искажённые нравы
