Чуковский – весьма осведомленный литератор. У него репутация либерала. И все же о Кожевникове он пишет с явным сочувствием. Значит, ему неизвестна дурная репутация главреда «Знамени». Ее не было тогда.
Но как бы сам Кожевников ни относился к интриге, сколько б ни пытался смягчить итоговые формулировки, он все равно выполнил распоряжение ЦК партии. А «без двух минут инфаркт» – побочный эффект.
Мемуарная прагматика
О событиях, происходивших после редакционного заседания, литературоведы обычно сообщают без подробностей. Далее – арест романа.
В действительности арест – финальная акция. А пока интрига продолжалась. 5 января 1961 года Катинов отправил Гроссману письмо:
«Уважаемый Василий Семенович!
Как Вам известно, редколлегия журнала “Знамя” 19/XII 60 г. обсудила предоставленный Вами роман “Жизнь и судьба” (Вы обещали прийти на это заседание, но не пришли). Всесторонне обсудив роман, редколлегия пришла к единодушному выводу, что роман для печати не пригоден по идейно- политическим соображениям. Об этом решении Вас в тот же день известил по телефону В.М. Кожевников. Он изложил Вам и мотивы, побудившие редколлегию отклонить Ваш роман. Кроме того, 28 декабря 1960 г. В.М. Кожевников, встретившись с Вами в присутствии редактора отдела прозы Б.Е. Галантера, сообщил Вам все суждения членов редколлегии по Вашему роману. Он еще раз повторил Вам, что редколлегия решила отклонить роман “Жизнь и судьба”.
В связи с таким решением редколлегии нашего журнала договор на роман “Жизнь и судьба” расторгается. Полученный Вами аванс в размере 16587 руб. возврату не подлежит.
Секретарь редакции журнала “Знамя” (В. Катинов)»[120].
С января 1961 года была в СССР проведена финансовая реформа. Прежние купюры и монеты обменивались на новые. Суть реформирования сводилась к деноминации: по замыслу все цены и, соответственно, выплаты уменьшались в десять раз. Гроссмановский аванс тоже. Его прежнее значение – сто шестьдесят пять тысяч восемьсот семьдесят рублей. Как тогда говорили, «старыми деньгами».
Немалая сумма. И редакция письменно извещала автора отвергнутого романа, что деньги возврату не подлежат.
Копия письма, разумеется, хранилась в редакции. Да и не только там.
Само по себе оно удостоверяло, что договор расторгнут в силу объективной и неустранимой причины. Однако и этот документ был не только редакционным. Тоже подготовлен для уголовного дела. Впрок.
Документом, во-первых, удостоверялось, что Гроссман 28 декабря 1960 года вновь при свидетеле предупрежден: роман «Жизнь и судьба» – антисоветский. Это и документировано. Во-вторых, получил неделю спустя еще одно предупреждение, уже письменное.
Отметим, что в марте 1953 года, когда роман «За правое дело» был объявлен клеветническим, директор издательства «Военная литература» тоже расторг договор. И потребовал вернуть аванс. Немалая сумма, а списать ее в убыток не позволяли вышестоящие инстанции. За государственные средства, израсходованные бесцельно, отвечать полагалось всей редколлегии.
Стоит подчеркнуть еще раз: Гроссман тогда имел право оставить себе авансовую сумму. Он не отказывался вносить изменения в рукопись, как требовал договор. Издательство не выдвигало подобных требований, а просто отвергло рукопись. Потому суд и не удовлетворил иск директора, ссылавшегося лишь на мнения критиков.
В декабре 1960 года ситуация была сходная. Роман тоже признан антисоветским, и Гроссман ранее получил весьма значительный аванс. Однако и отличие было принципиальным: расторгнув договор, редакция даже не пыталась вернуть авансовую сумму.
Для Гроссмана – опять индикатор. Сигнал тревоги. Значит, редакция получила разрешение списать аванс в убыток. Причем еще до публичного обсуждения. А уже после о том известили автора. Отсюда следовало, что представители некоей вышестоящей инстанции учли воениздатовский опыт и стремятся избежать огласки, неизбежной при споре в суде.
Ранее Кожевников советовал Гроссману озаботиться тем, «чтобы роман не попал во вражеские руки». Катиновское письмо свидетельствовало: подобного рода меры признаны уместными не только редколлегией «Знамени» и руководством ССП.
Ответ Катинову был кратким. Гроссман подчеркнул, что не считает искренним представителя редакции, письму его не верит, а спорить не намерен[121].
Спор не имел смысла. Решения принимались не в редакции. Исход был ясен, к нему Гроссман подготовился.
Выше уже отмечалось, что напечатанная американским издательством в 1986 году книга Липкина – «Сталинград Василия Гроссмана» – не содержала сведений, поясняющих, как удалось сохранить одну из рукописей романа, арестованного КГБ. В течение трех лет это оставалось тайной.
Наконец, французская эмигрантская газета опубликовала статью мемуариста, по сути – послесловие к ранее опубликованным воспоминаниям. Там была несколько иная версия: «Гроссман предложил “Жизнь и судьбу” журналу “Знамя” летом 1960 года. Наступила осень, а от редакции ни ответа, ни привета».
В новом варианте не Кожевников проявил инициативу, а Гроссман. Мемуарист, похоже, забыл им же сказанное три года назад – про факторы, вынудившие писателя-нонконформиста принять личное предложение «казенного ретрограда».
