Так она думала, спокойно лежа в своей кровати. Выздоровление шло быстро и ее скоро должны будут перевести в тюрьму. Что можно сделать еще отсюда?
Задумавшись, она сразу не расслышала шаги в коридоре, а когда их узнала, закрыла глаза и не хотела их больше открывать.
Зачем, зачем он ее не послушался, зачем он пришел?
Паркер убедил власти, что он уговорит Дикову сказать, где спрятан брильянт. Сам он в последний вечер в Отрадном долго вертел камень в руке. Не мог придумать, куда его спрятать. Наконец засмеялся, хлопнул себя по лбу и сказал — «дурак».
Глина, в которую он обмазал брильянт, высохла за ночь. А утром он еще зашел и лабораторию и очень искусно подкрасил ее синеватыми и желтоватыми примесями. Вышел кусок породы, совсем такой же, какие он увозил с собой в чемодане.
Перед отъездом он попросил Хилидзе зайти к нему, открыл чемодан, встряхнул камни и куски и спокойно сказал:
— Вот, хочу от вас увезти к себе в лабораторию.
— Что-то мало береге, — ответил грузин.
Паркер вошел в комнату, где лежала Таня, его сопровождал человек в черной куртке и женщина, служившая переводчицей.
Как много он думал о том моменте, когда увидит Таню. Представлял себе, как она лежит, как похудела. И все оказалось не так, как он думал. Комната, кровать, подушки были совсем другие, чем ему представлялось раньше. Даже ее волосы показались не теми, какими, казалось, они должны были быть. И его поразил хороший цвет лица Тани. В глаза же ей он не решался посмотреть.
Он был совершенно спокоен. Стал каким-то металлическим. Только чувствовал, как на висках бились две жилки.
Таня молча следила, как они подходили к ее кровати.
Паркер был около нее. Она его почувствовала. Но зачем, зачем он это делает?
— Здравствуйте, мисс Дикова, — сухо сказал Паркер.
— Здравствуйте, м-р Паркер, — ответила она коротко и продолжала вопросительно смотреть на группу вошедших, ожидая дальнейших расспросов.
— Я пришел к вам сказать, в какое ужасное положение вы поставили и меня и тех, кто вас послал. Но вы можете хоть отчасти исправить свою вину. Скажите, где камень, который вы унесли, когда ушли с бандитами.
У Тани отлегло от сердца.
«Молодец», — подумала она, взглянула на него и их взгляды встретились впервые.
«Неужели он знает, где камень?» — мелькнуло у нее в голове. Картина той ночи, когда они уходили из Отрадного, вдруг пронеслась перед ее внутренним взором. И она ясно вспомнила свой приказ Паркеру — позаботьтесь о раненом.
«Неужели это может быть? Нет, нет, это невероятно», — продолжала работать ее мысль.
— Камень, камень, — произнесла она презрительно, — а что будет мне, если я укажу, где камень?
Паркер вопросительно взглянул на человека в черной куртке.
— Тогда вас приказано освободить, — ответил тот.
— А на следующий день опять арестовать, — сказала Таня с вызовом в голосе.
— Нет, вас выпустят за границу.
— Так я и поверила. Ну, хорошо, я подумаю. Завтра получите ответ. А сейчас я устала, прошу вас меня больше не беспокоить.
Таня опустила веки и потом медленно их подняла и протянула руку Паркеру.
Англичанин не понимал, что нужно делать. Не мог догадаться, какие планы бродят у нее в голове и стоял над кроватью в какой-то нерешимости, растерянный и озабоченный.
«Поняла ли она, что камень у меня?» — спрашивал он сам себя.
Он хотел прочесть ответ в ее глазах, но она не смотрела на него, а рассматривала переводчицу, которая стояла в ногах кровати.
Таню вдруг рассмешила претензия на последнюю моду этой тюремной служащей далекого провинциального города.
— А у нас в Париже теперь таких кофточек не носят, устарели, — заметила она с озорством в голосе.
Тюремная служащая вспыхнула как пион, и презрительная улыбка пробежала по ее лицу.
— Нам буржуазные парижские моды не интересны, — фыркнула она, — мы создаем свои моды, как вообще все свое, во всех областях.
Таня не отвечала и опять опустила веки, делая вид, что совсем устала.
— Значит, завтра я жду ответа, — сказал человек в черной куртке. — А сейчас мы уходим.
Таня слегка дотронулась до руки Паркера и только мизинцем сильно надавила на его ладонь.
Как он оценил этот быстрый знак, значит, она рада, что он пришел.
Вечером, когда пришла Дуня Широкая, Таня лежала очень молчаливая и почти с ней не говорила, объясняла свое молчание усталостью.
Только рано утром, когда обе девушки уже проснулись, она подозвала к себе сестру.