впечатление, что на поведение животных второй группы повлиял опыт, полученный животными первой группы. То есть тот же самый процесс повторился сам собой[244]. Если бы и другие исследования подтвердили эти первоначальные выводы, то у нас, возможно, уже были бы доказательства, что такие силовые поля существуют. Но, возможно, что речь при этом шла бы о множестве силовых полей, расположенных на разных уровнях и т. д.
Другие исследователи пришли к тем же выводам другими путями. Например, Вахе Зартариан и Мартин Кастелло: «Любые действия, совер шенные человеком или животным – потому что механизмы тут одни и те же – все их мысли тут же оказывают непосредственное влияние на совокупность индивидов… Рискуя шокировать читателя, скажу, что все мы находимся в постоянном “телепатическом” контакте с нашим окружением, с нашим видом»[245].
В этой гипотезе меня снова интересует одна вещь, то, как она пытается определить взаимодействие между людьми, отдаленными друг от друга в пространстве и во времени; когда люди, разделенные на уровне наших органов чувств, все же воссоединяются где-то еще таинственным, но тем не менее вполне реальным образом. Хотя я в курсе, что это всего лишь гипотеза, все еще вызывающая множество сомнений среди ученых.
Но, еще раз повторюсь, что сами ученые не считают эти гипотезы такими уж абсурдными, поскольку сами их и выдвигают.
Да и предложенная параллель между нашим единством со Христом и голограммой не единственная из возможных. Можно взять за образец и русскую матрешку, например. Тогда Христос будет либо самой большой матрешкой, в которой помещаются все остальные, либо, наоборот, самой маленькой, потаенным сокровищем, придающим смысл всем остальным.
5. Мистики всегда это знали
Мистики всегда знали, что по ту сторону всех видимостей они уже стали со Христом одним целым. Да и богословы тоже это понимали, если сами были при этом мистиками. Св. Иоанн-евангелист «Богослов» (как его называют православные), учил тому же, что и апостол Павел, но другим языком, более образным, повторяя, вероятно, слова самого Христа: «Я есмь лоза, а вы ветви…» (Ин 15:5).
Но речь тут не только о том, что все мы образуем вокруг Христа круг, в котором правит такая любовь, такое взаимопонимание, что мы уже становимся в некотором смысле единым телом. Это и называют часто «мистическим Телом» Христовым. Примерно в том же духе говорят и о единстве «команды пожарников». Но, нет! Все гораздо глубже! Речь о том, что на определенном уровне реальности, ускользающем от моих чувств, моя плоть будет плотью самого Христа, той самой, в которой Он родился, которой спас меня на Кресте, той, в которой Он воскрес. Все мы сотворены во Христе, заключены в Нем.
Мистики Востока
Именно такое представление о нашем единстве со Христом было в древней, новорожденной Церкви. После апостолов Иоанна и Павла мы находим его у св. Иринея Лионского, во II веке, в его мысли о нашем единстве во Христе.
Мы находим его и у св. Афанасия, в IV веке. Даже забавно бывает наблюдать, насколько такое открытие смущает наших западных ученых, которые пытаются списать это на счет языческих и чуждых христианству влияний: «Афанасий порой выражается так, будто человечество Христа было не индивидуальным, но включало в себя человечество всех людей вообще. Мы видим здесь просто злоупотребление языком платоников, особенно явственное у св. Григория Нисского»[246].
Вы уже сами видите, что я привожу здесь не редкие исключения, а характерные для того времени примеры. Св. Григорий Нисский, тоже, конечно, подпал, под такое «чуждое влияние». Но по мере того, как все глубже и глубже начинают изучать богословов первых веков христианства, прежде несправедливо забытых, сюрпризы все множатся и множатся.
Так, в 1935, отец Л. Малеве, изучив произведения св. Григория Нисского и св. Кирилла Александрийского[247], пришел в итоге к выводу, что для всех этих греческих богословов первых веков наша человеческая природа была во Христе «идеальной и одной реальностью, имманентной каждому человеческому индивиду по его неумножаемой и неделимой целостности»[248]. Мне кажется, что тут дано просто идеальное определение образа голограммы, а также того, что, как мы видели, происходит на евхаристии.
В XI веке еще один мистик выразил ту же мысль другими словами. Речь идет о св. Симеоне Новом Богослове. Этот греческий текст до Второй мировой войны вообще не подвергался серьезным исследованиям. И лишь после появления его перевода на французский язык в серии «Христианских источников» мы получили, наконец, доступ к этой жемчужине византийской мысли. Вот как в одном из гимнов Св. Симеон живо и образно описывает нашу физическую идентичность с Телом Христовым:
«Мы делаемся членами Христовыми, а Христос нашими членами. И рука (у меня) несчастнейшего и нога моя – Христос. Я же жалкий – и рука Христова, и нога Христова. Я двигаю рукою, и рука моя есть весь Христов, ибо Божественное Божество, согласись со мной, нераздельно; двигаю ногою, и вот она блистает, как и Он»[249]
Я еще раз хочу обратить ваше внимание: поскольку Бог в своей божественности неделим, из этого следует, что единая с этой божественностью человеческая природа Иисуса Христа тоже неделима. И тогда в такой идентификации моего тела с Его Телом уже нельзя сказать, что моя правая рука совпадает с Его рукой, а левая нога с Его ногой, и т. п.
Моя правая рука, сама по себе, уже весь Христос, как и моя левая нога и т. п. Вам это ничего не напоминает? Но св. Симеон Новый Богослов все же
