томные и звонкие трели.
В памяти молодой женщины в унисон с ними все громче звучала почти забытая мелодия трогательно прелестной серенады, а в сердце, постепенно пробиваясь сквозь обиды и злость, разгорался робкий огонек нежности и влечения, с каждой фразой незнакомца становившийся все сильнее и увереннее. Это незримое пламя не пугало и не обжигало, оно мягко грело и манило за собой, и противиться ему не оставалось ни сил, ни желания. Да и не было оно для Летуаны ни чужим, ни незнакомым, наоборот, вызывало смутные воспоминания о чем-то прекрасном и неимоверно дорогом ее сердцу.
Она покорно поднялась с лежанки, по привычке аккуратно поставила на столик чашу и сделала пару шагов к окну, откуда подбадривал ее неумолкающий рокот колдовского мужского голоса и смутно знакомый блеск уверенных умных глаз. Вот такие же глаза в бережно хранимом памятью драгоценном воспоминании смотрели на нее сквозь трепетное пламя свечей и гирлянды южных, одуряюще пахнущих цветов, а бархатный голос пел про нехитрую историю прекрасной и счастливой любви.
— Еще один шаг… радость моя, еще шаг… протяни руку, открой оконце… стань королевой этих дивных долин. Теплые купели и драгоценные уборы уже заждались свою хозяйку, цветы мечтают подарить тебе свой аромат, очарованные птицы поют твоей красоте гимны и серенады. Девушки уже водят для тебя хороводы, а в беседке над серебряным ручьем накрыт праздничный стол, и лучший из менестрелей споет для тебя серенаду.
В сознании Летуаны плетущий сладостные сети голос мужчины и видения прошлого странным образом перемешивались и переплетались, сливаясь в одно целое, и почти невозможно было понять, где грезы, а где явь, но сердце уже рвалось туда, где глаза в глаза, где слова не значат ничего, а прикосновения красноречивы, как удары ножа, где мир неожиданно замыкается в крохотную жаркую капсулу, чтобы вдруг разлететься звездным фейерверком.
Летуана даже глаза прикрыла под напором знакомо вспыхнувших жарких чувств и несколько минут стояла, тяжело дыша и заново переживая в волшебном полузабытьи самые яркие и счастливые моменты своей жизни. И постепенно мужской облик в ее видении менялся, терял одни черты и обретал другие. Рассыпавшиеся по плечам черные волосы стали львиной гривой цвета переспелой вишни, из-под насмешливо изломанных густых бровей проницательно и нежно глянули до боли знакомые и родные зеленые глаза.
Они-то и разбудили в душе Леты горьковатое ощущение острой тоски и непрощенной обиды, постепенно переходящее в холодный, панический ужас. Только теперь женщина осознала, как близко подошла к дверце, ведущей в обманчиво прекрасное рабство.
Летуана еще минуту постояла с закрытыми глазами, приходя в себя и силой воли заставляя успокоиться ошалело колотящееся сердце и унимая дрожь в пальцах. Ночь только началась, и можно не сомневаться — оборотни не угомонятся, пока не наступит рассвет. Возможность заворожить нечаянных гостий дается им только один раз, на второй день сила очарования становится в сотни раз слабей.
— По-моему, в этом что-то есть, — протянул Изрельс, задумчиво поглядывая на Кадерна, но его ученик хмыкнул едко и безнадежно.
— За то время, пока мы будем искать амулеты и обходить все шестнадцать мест, девушек пять раз выдадут замуж.
— Ну, допустим, уже не шестнадцать, а на три меньше, — попытался утешить мага Даурбей, но теперь мрачно хмыкнул уже Кадерн.
— Не уверен, что, убегая, Летуана замечает, какой именно луч крутила. А они убегали, по крайней мере, от твоего султана. Интересно, чем он мог напугать магистра алхимии?
— Пообещал девушкам отправить их к мужьям, — с самым невинным видом пояснил придворный магдугрейского султана.
— Еще раз помянешь эту тему, — угрюмо рыкнул Изрельс, — пеняй на себя. Я тебе не эльф, и мое терпение далеко не бесконечно.
— Ты пытаешься заставить меня лгать? — делано опечалился Даурбей и вздохнул: — А ведь я почти готов был ограбить своего господина. В его сокровищнице хранится столько артефактов, что он давно не помнит ни их названий, ни свойств. Тем более всегда можно выдать один за другой.
— Непонятно, с чего ты так раздобрился? — с сомнением нахмурился Кадерн.
— Просто решил, что нелишне иметь в должниках четырех сильных темных магов.
— Не в должниках, а в подельниках, — желчно поправил Изрельс. — Но мы согласны в любой момент отплатить за услугу. Иди, надеюсь, сам сообразишь, что брать. А мы пока сходим предупредим будущего родственника и проверим, нет ли у него новостей о наших беглянках.
— Известия есть?
— Увы, ваше величество… — побледнел главный советник, шлепнулся на пол и проворно, как ящерица, пополз под огромный письменный стол, норовя увернуться от летевших в него книг, пресс-папье и прочих тяжелых предметов.
— Вылезай, Франзон, не зли меня! — приказал его величество, когда не смог дотянуться до золотой статуэтки, изображающей дракона.
Хотя мог бы достать, стоило немного напрячься. Однако первый гнев уже ослаб, а память напомнила, сколь тяжело это произведение искусства, а король только из столовой.
— Не вылезу, — упрямо отказался советник и уныло пробормотал: — Какие-то наглецы из столицы магов осмеливаются молчать уже третий день, а письменные приборы выше величество швыряет в преданного слугу! Ну и где тут справедливость?
— Я выдал тебе указание — ты не выполнил! С кого мне спрашивать?
