предпочтет немыслимое и чрезвычайное простому и обычному. Красота и свежесть задевают лишь элементарные чувства, уродство и деградация вызывают гораздо более сильное потрясение – и действие более возбуждающее. Поэтому не надо удивляться, что многие мужчины выбирают для наслаждения женщину старую и безобразную, а не свежую и красивую. Не надо удивляться тому, говорю я, если мужчина предпочитает для прогулок вздыбленную дорогу в горах монотонным тропинкам равнины. Все эти тонкости зависят от устройства наших органов, от того, как они действуют, мы не властны изменить свои вкусы, как не можем изменить строение своего тела.
Как бы то ни было, но таковы были, без сомнения, вкусы президента и трех его друзей, поскольку все они проявили единодушие при выборе служанок, выборе, который, как мы это увидим, выявил ту извращенность, о которой мы только что говорили.
Итак, в Париже после тщательных поисков были отобраны четыре создания, портреты которых вы увидите ниже. В их портретах есть кое-что весьма отталкивающее, но читатель позволит мне их нарисовать, поскольку это имеет значение для той картины нравов, изображение которых – одна из главных целей этого произведения.
Первую звали МАРИ. Она была служанкой у знаменитого разбойника, которого недавно четвертовали, а ее подвергли бичеванию и клеймению. Ей было пятьдесят восемь лет, волос у нее почти не осталось, нос кривой, глаза тусклые и гноящиеся, в ее огромном рту сохранились все тридцать два зуба, но они были желты, как сера. Она была высокой и тощей; она родила четырнадцать детей и всех их задушила, чтобы они, как она объясняла, не пошли по дурному пути. Живот ее колыхался, как морские волны, а одна из ягодиц изъедена нарывами.
Вторую звали ЛУИЗОН. Ей было шестьдесят лет. Маленького роста, горбатая, хромая и одноглазая, но зад был еще вполне хорош для ее возраста. Она была злой, как дьявол, и всегда готовой совершать гнусности и выполнять любые мерзкие поручения, о которых ее попросят.
ТЕРЕЗЕ было шестьдесят два года. Она была высокой и худой, похожей на скелет, и совершенно безволоса. Тошнотворное зловоние исходило из ее беззубого рта. Зад был испещрен шрамами от ран, а ягодицы были такие отвислые, что их можно было обернуть вокруг палки. Дыра в этом заду была похожа на кратер вулкана по своим размерам, а запахом напоминала отхожее место. Она сама говорила, что вообще никогда не подтирается, так что на нем, наверное, еще сохранилось дерьмо ее детства. Что касается влагалища, то это было вместилище всех нечистот, настоящий склеп, от зловония которого можно было упасть в обморок. Одна рука у нее была искривлена, и она припадала на одну ногу.
ФАНШОН звали четвертую. Шесть раз ее вешали «en effigie»[1]. Не было, наверное, такого преступления на земле, которого бы она не совершила. Ей было шестьдесят девять лет, она была толстая коротышка с провалившимся носом, к тому же еще и косая. В ее зловонной пасти осталось только два зуба. Язвы покрывали ее зад, у заднего прохода образовались шишки величиной с кулак. Ужасный шанкр сожрал влагалище; одна ляжка была обожжена. Три четверти года она была пьяна, из-за пьянства у нее был больной желудок, ее то и дело рвало. Дыра ее зада, несмотря на геморроидное обрамление, была так велика, что она непрерывно испускала ветры, даже этого не замечая.
Независимо от домашней службы в период намеченного спектакля эти четыре женщины должны были участвовать во всех собраниях и выполнять все услуги, которые от них потребуются.
Все нужные меры были приняты, а поскольку лето уже начиналось, то главными заботами стали перевозки всевозможной поклажи, которая должна была сделать пребывание в замке Дюрсе в течение четырех месяцев удобным и приятным. Туда перевозили множество мебели и зеркал, запасы провианта, вина и ликеры; туда отправляли рабочих, а понемногу и участников спектакля, которых принимал и размещал Дюрсе.
Теперь пришло время описать читателю знаменитый замок, где сладострастию будет принесено столько жертв в предстоящие четыре месяца. Место действия было выбрано со всей возможной тщательностью. Замок был совершенно удален от всех людных мест, и его уединенность и тишина вокруг служили могучими побудителями разврата. Мы опишем вам эту обитель не такой, какой она была изначально, а в ее нынешнем великолепии, о котором позаботились наши герои.
Попасть в замок было нелегко. Сначала надо было добраться до Базеля, затем пересечь Рейн. Здесь надо было выходить из экипажа, поскольку дальше дорога становилась труднопроходимой. Достигнув Шварцвальда, шли примерно пятнадцать лье по извилистой дороге, по которой без проводника пройти было невозможно. На этой высоте находился угрюмый поселок угольщиков и лесников – он принадлежал Дюрсе, и отсюда начинались его владения. Так как обитателями этого хутора были преимущественно воры и контрабандисты, Дюрсе без труда нашел среди них друзей и перво-наперво дал им строгие распоряжения не допускать кого бы то ни было к замку, начиная с первого ноября; именно к этому времени должно было собраться все общество. Дюрсе вооружил своих вассалов, дал им кое-какие льготы, и барьер был поставлен. В дальнейшем описании мы увидим, что эта надежно закрытая дверь сделала Силин, так назывался замок Дюрсе, недосягаемым. Поселок заканчивался огромной ямой для сожжения угля, затем начинался крутой подъем, наверное, не менее высокий, чем на Сен-Бернар, но еще более трудный, так как на вершину горы можно было подняться только пешком. Не то чтобы мулы отказались идти, но со всех сторон была пропасть, и тропинка, по которой приходилось взбираться вверх, с каждым шагом становилась все опаснее. Уже шесть мулов, груженных провиантом и другой поклажей, а с ними и двое погонщиков сорвались вниз. Надо было затратить около пяти часов, чтобы достигнуть вершины. Но и на вершине, благодаря принятым предосторожностям, возникал новый барьер, который могли преодолеть только птицы. Этим странным капризом природы была трещина в тридцать туазов между северной и южной сторонами вершины, через которую невозможно было перебраться без искусной
