им грозит полное истребление; совместными усилиями они нападают на Зверя и уничтожают его. Таким образом, безоговорочной власти этой 'сильной личности', злобного диктатора приходит конец. Зло в мире не является неодолимым - такова основная мысль Боргена.
Сборник 'В добрый путь' (1974) - итоговый в творчестве писателя. Из него взяты, пожалуй, наиболее остросоциальные новеллы.
В рассказе 'Семейный портрет' дается поистине собирательный портрет 'ячейки' современного западного общества. Глава семьи - воинствующий апологет капитализма, 'национальный герой', явившийся 'причиной гибели множества людей'. Он сильный мира сего, один из тех, кто 'никогда не ездил в трамвае, автобусе, метро, никогда не чистил и не варил картошку... никогда не видел изнутри двухкомнатную квартиру, не здоровался с рабочим, не ждал в приемной у зубного врача'. Его дочь, радикалка левого толка, давно покинувшая отчий дом, пишет в одну из редакций, выражая протест против того, что из таких, как ее отец, пытаются делать образец для подражания. Он провоцирует убийство в собственной семье. Его сын, спившийся мошенник, темная личность, находясь в нравственном тупике и под воздействием наркотиков, убивает сестру. Таковы отцы и дети в среде столпов современного буржуазного мира.
Рассказ 'Кто есть кто' - обличительная сатира на нравы буржуазной прессы. Молодая журналистка берет интервью у человека преклонных лет с 'репутацией революционера', того, кто боролся против буржуазных общественных устоев. В глубине души журналистка признает, что ее вопросы, в частности о том, боится ли этот уже достаточно пожилой человек смерти, были неэтичными, но она целиком следует законам того общества, в котором живет и которому служит. В опубликованный текст интервью не попадают исполненные горечи и гнева слова о том, что, к сожалению, у них 'на сто Наполеонов придется не больше одного Фритьофа Нансена', а в каждом чиновнике-бюрократе дремлет фашистский палач Эйхман. Вместо этого из-под ее бойкого пера выходит очерк с броским заголовком 'От арестанта - до столпа общества. Юбилей 'Золушки'. В нем есть слова, что 'умереть не страшнее, чем удалить зуб', что рабочая молодежь в его время действительно переживала революционную ситуацию, которая теперь 'давно утратила актуальность'. А апогеем этого очерка являются слова, якобы сказанные интервьюированным, на самом же деле представляющие прямую противоположность тому, что он думает: '...Мы живем в обществе, где существует свобода слова! Человек может сказать все, что он думает. С этими словами седовласый воитель проводил нас до двери'. Цель интервью достигнута, провозглашен еще один миф об общественном конформизме.
О некоммуникабельности в современном западном мире и трагедии человеческого одиночества рассказ 'Декабрьское солнце'. Слишком поздно пожилой преуспевающий предприниматель осознает, что он 'всю жизнь провел в бесполезной борьбе с воображаемым врагом', каким представлялось ему 'все, что вовне'. Догадайся он раньше о неразрывной общности, взаимосвязи всех людей, и он был бы спасен...
Мысли о взаимосвязи всех людей и о чувстве ответственности за то, что было и есть, буквально пронзают благополучного героя новеллы 'В добрый путь!', едущего с покупками домой. Но вдруг из окна поезда он видит заброшенное кладбище. Он осознает, что истинный путь его - не к своему благополучному дому, а туда, к кладбищу, туда, где покоятся 'жертвы минувшей войны' или 'матросы с одного и того же затонувшего корабля', чтобы разделить муку и боль погибших. Новелла эта - современная притча. Действительно ли герой пошел, пополз на кладбище, или это пригрезилось ему? Важно, что отныне он уже не может и не хочет быть одним из тех, кто кладет 'в рот какое-нибудь лакомство, сидя у телеэкрана и глядя на исхудалых негритят со вздутыми животами'.
Мысль о невозможности жить в своем замкнутом мире, тема взаимосвязи людей, причастности каждого к судьбам других, звучит с особой силой в новелле 'Письмо от Ива'. Эта эмоционально насыщенная новелла была названа критикой еще при жизни Боргена его литературным завещанием. Ее герой пожилой человек, живущий в уединении на берегу моря, - получает письмо, отправленное несколько десятилетий назад и написанное случайно знакомым мальчиком, приезжавшим на каникулы в Норвегию и, вероятнее всего, погибшим во время войны в одном из лагерей смерти.
Взволнованный герой успокаивает себя тем, что у него не может быть никакой вины перед этим мальчиком, он в свое время внес свой вклад в борьбу с фашистами. К тому же ведь он не из тех, кто способен взять на себя 'бремя вселенской вины'. Он заслужил мир и покой, у него есть внутреннее убеждение в том, что Норвегия, а шире Скандинавия - наиболее безопасное место в современном мире, где столько зла. Он с содроганием думает о войне, о голодных детях, о борцах за свободу, брошенных в застенки, о 'политически неблагонадежных' профессорах, которых полицейские до смерти избивают дубинками и плетьми. И внезапно герой ощущает свою причастность ко всему этому. Возвратившись домой и глядя на письмо, он думает, что его писал мальчик, Ив, - ребенок, который хотел верить в то, что далекий норвежский дядя жив и получит его письмо. Он не может отмахнуться от руки этого ребенка, протянутой к нему 30 лет назад. Письмо послано ему и, значит, непосредственно его касается, как и все происходящее в мире касается всех и каждого. А Норвегия не является идиллическим островком среди бушующих на земном шаре бурь. Все человечество - это единое целое, и все происходящее в мире касается всех и каждого.
Важнейшей чертой литературного произведения Борген считал его 'коммуникативную функцию', а главным стимулом для художественного творчества - 'навязчивую' идею каждого писателя, 'что у него есть, что поведать миру' 1. По собственному признанию в 70-е годы, Борген всегда ощущал себя человеком, принадлежащим к поколению Нурдаля Грига, Сигурда Хёля, Арнульфа Эверланна, к боевому поколению 30-х годов, борцам Сопротивления, вместе с которыми писатель отстаивал национальную независимость и духовную культуру Норвегии в 40-е годы.
'Цель искусства - улавливать малейшие изменения в духовном климате общества' 2, - неоднократно заявлял Борген, и это в полной мере применимо к нему самому, всегда жившему тревогами и заботами нашего времени.
Элеонора Панкратова
1 'Friheten', 1979, 17 oct., s. 2.
2 For den uskyldige. - В кн.: 'Ord gjennom ar', s. 216.
Из сборника 'Душа ребенка', 1937
Ужасное происшествие. Перевод Е. Серебро
Бойся и люби господа...
Эти загадочные слова вызывают в моей памяти узкую комнату с низким потолком на улице Профессора Дала, где шестнадцать мальчиков, одетых в свитера под горло, посвящаются в изначальные и конечные тайны бытия. Длинный стол обрамлен вихрастыми головами, склоненными над добела выскобленной столешницей с выцветшими чернильными пятнами. Восемь - спиной к окну, их лица в тени, восемь других - лицом к окну, их лица освещены и полны сосредоточенности - мальчики бьются над сложнейшими вопросами. На дальнем конце стола сидит учительница. Она играет главную роль в наших ночных кошмарах; у нее нежное лицо, седые волосы с ручейками черных прядей. Но в грозно сбитых буклях черноты нет. Иногда букли вдруг развиваются и повисают жалкими космами, отчего учительница кажется какой-то одинокой, хотя и не менее внушительной.
Я не просто вижу это. Я весь полон страха, нервного напряжения и честолюбия, но больше всего - страха. Откуда он, этот неописуемый страх перед теми, кто учит нас божьей доброте и великой справедливости устройства человеческой жизни? О, как он терзает нас! Он проникает с душным воздухом через открытую дверь и сладко пахнет липкими апрельскими почками каштанов. Пряный запах этих почек с тех пор всегда наполняет меня в минуты сомнений. Бойся и люби господа.
- Объясни мне, как ты это понимаешь?
Нет, я не спрашиваю читателя. Это мягкий голос учительницы, он сплетается с запахом каштанов, который уже почти одурманил нас и мешает нам сосредоточиться над вопросом о том, что значит бояться и любить господа.
- Это значит, что господь добрый, - говорит маленький мальчик в сером вязаном свитере с тремя белыми полосками на высоком вороте; шерсть кусается, и мальчик то и дело вертит головой.
- Это значит, что господь добрый, - робко повторяет он, и он на верном пути.
- Правильно, - одобряет учительница. - Ну а еще?
Мальчик смущенно грызет ногти, уже и без того наполовину обкусанные. Глаза его в поисках нужного ответа беспомощно бегают по сторонам, но сосредоточиться он не в силах. Воздух, напоенный запахом каштанов, волнами вливается через дверь, окутывает нас, давит.
Что еще можно сказать? Что еще можно сказать? Мы должны бояться и любить господа.
- Это значит, что господь злой, - говорит кривоносый Гуннар-крошка. Он сын чиновника, отец его умер, они с матерью еле сводят концы с концами. Пожилой вдове приходится нелегко с уродливым мальчиком. Скажи это я или кто-нибудь, от кого вряд ли много добьешься, нас бы просто наказали, не очень строго. Но ведь Гуннар-крошка с большим кривым носом и тонкими ножками считается очень способным. ('Если бы ваш сын уделял урокам больше времени, фру, он мог бы стать большим человеком'.) С левого виска учительницы упала букля. Она медленно, как-то по-особому тяжело, словно через силу, поднимает глаза. Мы уже знаем этот ее взгляд - он и мягок, и зловещ. Явственно, очень явственно мы слышим, как в соседнем классе мальчики громко хором повторяют таблицу умножения на три: трижды три - девять, трижды четыре - двенадцать... Приговор еще не вынесен, но сейчас, сейчас. Да, сейчас он будет вынесен. Бойся и люби господа.
- Потому что от этого нам будет только польза, - в отчаянии говорит Гуннар. (Ах, если бы этот мальчик уделял урокам больше времени.)
- Гуннар!
Приговор еще не вынесен. Мы сидели в зале суда, в открытые окна вплывал запах только что распустившихся почек; судья разрешил открыть окна по просьбе одного из свидетелей. Репортеры грызли карандаши, их беспокоило только одно: вовремя ли вынесут приговор. Что значит - вовремя? Разве приговоры не всегда выносятся вовремя? Да нет же, вы меня неправильно поняли... Вовремя, чтобы новости успели попасть в вечернюю газету. Мир должен узнать, получил обвиняемый бродяга три месяца или год и три месяца за то, что был задержан в нетрезвом состоянии и к тому же, очевидно, добывал себе средства к существованию, отчасти или полностью, незаконным путем. Обвиняемый встал. Судья выступал темпераментно, как и полагается судьям, дабы это мгновение навсегда запечатлелось в памяти подсудимого и подобных ему людей. Седая прядь упала судье на лоб, и это еще раз подчеркнуло всю внушительность, которую должна была придать ему черная мантия, казавшаяся при ярком весеннем свете выцветшей и зеленоватой.
Над приговором, который судья держал в руках, мне виделось здание школы на улице Профессора Дала.
- Гуннар! Ступай в угол!
Секунду длится напряженное молчание. Упади сейчас иголка, всем почудились бы раскаты грома.
- Слышишь, Гуннар?
