Ваш в убийстве
Мистер Монстр».
Письмо Джимми Бреслину
30 мая 1977 года обозреватель Daily news Джимми Бреслин получил рукописное письмо от человека, который утверждал, что он и есть тот самый «Убийца 44-го калибра из новостей». Письмо тут же отправили в Инглвуд, Нью-Джерси. На оборотной стороне конверта аккуратным почерком, строго посередине, в четыре строки, были такие слова:
Кровь и Семья,
Мрак и Смерть,
Абсолютный Порок,
44-й калибр[10]
Содержание письма было следующим[11]:
Привет из сточных канав Нью-Йорка, которые заполнены собачьим навозом, блевотиной, прокисшим вином, мочей и кровью. Привет из сточных труб города Нью-Йорка, которые проглатывают все эти деликатесы, когда уборочные машины смывают их с улиц! Привет из трещин и щелей на тротуарах города Нью-Йорка! Привет от насекомых и прочей нечисти, которая обитает в этих щелях и питается кровью убитых, что просачивается туда!
Би Джей, я принес тебе это письмо, чтобы ты знал, что я ценю ваш интерес к последним ужасным убийствам 44-го калибра. Я также хочу сказать вам, что я читаю вашу колонку ежедневно, и нахожу ее весьма познавательной. Скажи мне, Джим, что было у вас двадцать девятого июля[12]? Вы можете забыть обо мне, если вам хочется, потому что я не стремлюсь к публичности. Однако вы не должны забывать Донны Лауриа, и вы не можете позволить людям забыть ее. Она была очень, очень милой девушкой, но Сэм жадный парень, и он не позволит мне прекратить убивать, пока он не насытится кровью.
Мистер Бреслин, не думайте, что если вы не слышали какое-то время обо мне, то я отправился на покой. Нет, я все еще здесь. Как зловещий призрак в ночи, жаждущий, голодный, почти не отдыхающий, полный желания порадовать Сэма… Я обожаю свою работу…
Теперь пустота заполнена. Возможно, мы должны будем встретиться лицом к лицу как-нибудь, или, вероятно, в этом случае меня поразит пуля 38-го калибра. Что, если я достаточно удачлив, чтобы встретиться с вами и рассказать все о Сэме, познакомить вас с ним? Мы ведь с вами похожи, мистер Бреслин. Слишком похожи. Зовут его «Сэм Грозный». Не знаю, что принесет мне будущее, наверное, я должен сказать «встретимся, когда увидите мою следующую работу»? Помните о госпоже Лауриа. Спасибо. С головы до пят в их крови. Вот некоторые имена, чтобы помочь вам. Передайте их инспектору для использования N.C.I.C[13]: «герцог смерти», «изворотливый король зла», «22-й ученик ада» – насильник и душитель молодых девушек.
P.S. Пожалуйста, сообщите всем детективам, работавшим над этим убийством, чтобы оставались.
P.S. Джей Би, пожалуйста, передайте детективам, работающим по этому делу, что я им желаю удачи. Держитесь, думайте позитивно, поднимайте свои задницы и ройте землю, стучитесь в гробы и т. д. После того, как меня поймают, обещаю купить всем ребятам, работавшим по этому делу, по новой паре обуви, если, конечно, смогу получить деньги. Сын Сэма[14].
Моя история
Я хочу заняться любовью с целым миром. Я люблю людей. Я не принадлежу земле.
Меня зовут Давид Берковиц, и я заключенный тюрьмы с 1977 года. Я должен буду провести здесь всю оставшуюся часть моей жизни. Я тот самый печально известный убийца, которого пресса окрестила «сыном Сэма».
Это произошло в 1987 году, когда я был в холодной одиночной камере. Тогда Бог овладел моей жизнью. Тогда началась моя история.
Детство
Начиная с самого раннего детства моя жизнь, казалось, вышла из-под моего контроля. Я был диким и разрушительным животным, а не ребенком. Мать не могла справиться со мной. Отец вынужден был прижимать меня к полу, чтобы я успокоился. В школе я был настолько сильным и неуправляемым, что учитель вынужден был заломить мне руки и выкинуть из своего класса. Я часто дрался. Иногда мог начать кричать без причины. В детстве я столкнулся с тяжелыми приступами депрессии. В конце концов моих родителей вызвали в школу для беседы и попросили отправить меня к детскому психологу, иначе меня вынуждены будут исключить. Мне пришлось ходить к психологу раз в неделю в течение последующих двух лет, но эти сеансы терапии никак не помогли исправить мое поведение.
Мысли о самоубийстве
Мысли о самоубийстве часто приходили мне в голову. Иногда я проводил время, сидя на подоконнике, свесив ноги за борт. Мы жили на 6-м этаже старого дома. Когда мой папа видел, что я делаю, он орал на меня, чтобы я немедленно слез оттуда. Я понятия не имел, что с этим делать, впрочем, как и мои родители. Они заставили меня поговорить с раввином, учителями и школьными психологами, но из этих разговоров ничего путного не вышло.
