ЕДИНЕНИЕ
ЯКОРНЫЙ УЛЕЙ ВЫСХОДД
День освобождения открыла череда синхронизированных взрывов, которые обрушили девять бастионов Железнобоких и с хирургической точностью уничтожили тысячи Крулевских Гусар. Одновременно с этим вспыхнули восстания на ключевых фабриках улья, причем мятежники использовали странное вооружение, превосходящее архаичные лазганы представителей власти. По мере распространения бунта число его участников росло по экспоненте, и вскоре к нему присоединились десятки тысяч человек, которым нечего было терять. После зверской расправы на Хёсок-плазе немногие жители Облазти питали иллюзии насчет имперского милосердия. Надеяться им оставалось только на Единение.
Но надежды не было.
Архитекторы восстания совершили одну фатальную ошибку, забыв принять в расчет хрупкость самого улья. Ударная волна от одновременных детонаций, которые сокрушили бастионы Гусар, подобно землетрясению обрушилась на фундамент Высходда и расколола десятки якорных шипов; уцелевшие же оказались под недопустимой нагрузкой. С каждым уходящим часом разрушалось всё больше опор, и город взбрыкивал и кренился, будто корабль в бурю, теряя целые жилые блоки. Каким бы ни оказался исход мятежа, улей уже получил смертельную рану.
На крыше мира убежище чужеземцев тряслось в унисон с предсмертными судорогами Высходда, но ни одного из них это словно бы не волновало.
— Ты не предвидел эту нестабильность, Ихо’нен, — заметил путник.
— Неважно, — бросил его спутник, отключая питание станции. Это действие было таким же неважным, но многовековой опыт не позволял великану пускать что-то на самотек. — Отклонение в пределах допустимых параметров.
— Если только купол под нами не рухнет, — с ноткой сухого юмора произнес чужак. — В любом случае, мне это нравится.
— Разрушения?
— То, что ты способен ошибаться, — серьезно ответил ксенос.
— Тогда в дальнейшем я постараюсь разочаровать тебя, — Ихо’нен распахнул люк и оглядел сотрясающийся купол. — Разумно будет поторопиться.
Улей утопал в бурном круговороте дыма и огня, резкие очертания фабрик и жилмассивов превратились в смазанные наброски за пеленою смога. Здесь и там среди темных блоков распускались воспаленно-красные и оранжевые цветы, отмечая неудержимое распространение огня. Улицы захлестнули волны горожан — безразличное пламя соединило толпу, заставив тех, кто лишился крова, перемешаться с уничтожителями Высходда. Стеная и рыча, людской поток полз через горящий улей, будто пойманный червь, и жители то дрались между собой, то бежали дальше.
Высоко над хаосом, сидя на балке подобно птице, несущей дурное предзнаменование, наблюдал за их ужасом и радовался ему Уджурах, прозванный в своем народе Горькой Кровью. Он не беспокоился о том, что насест опасно раскачивается, ведь его кровь кипела при виде катастрофы. Охотник не чувствовал себя таким живым с тех пор, как Пустой впервые привез его на этот жалкий мир льда и железа много кровавых сезонов назад.
Внимание Горькой Крови привлекло какое-то шевеление на крыше внизу. Любопытствуя, он изогнул гибкую шею, но не сумел отыскать источник движения. Глухо, гортанно щелкнув с досады, Уджурах скользнул под балку, зацепился за неё когтями на ногах и повис головой вниз, пытаясь разглядеть цель в снежном смоге. Тут он и заметил их — дюжину зверей-жертв, что крались по плоской крыше, стремясь к быстроте и незаметности, но лишь насмехаясь над тем и другим. Половина созданий тащила неудобные ящики, пока остальные суетились вокруг, охраняя их с оружием в руках. Ещё одно существо, выше остальных, подгоняло стадо взмахами сабли. Уджурах изумленно зашипел, распознав в нем одного из городских высокорожденных, что никак не попадались Горькой Крови.
В отличие от бледных и приземистых простолюдинов, на которых его заставляли охотиться, у этого создания была золотистая кожа и высокомерная осанка, указывающая на привычку командовать. Обычно высокорожденные скрывались в укрепленных дворцах, ограждая себя от убожества снаружи, но огонь наконец-то выгнал их в город. Видимо, этот зверь решил сбежать по крышам, не догадываясь, что по дороге окажется прямо в охотничьих угодьях Уджураха.
«Какие же тайные извивы управляют столь гордым мясом во многих шкурах? — увлеченно подумал хищник. — И какие же переменчивые, богатые дарами формы заперты в гнезде его тела?»
Захлопнув клюв, чтобы скопившаяся в пасти слюна не вылилась наружу, Уджурах поразмыслил: Пустой призвал его, но судьба поставила у него на пути эту тайну, когда он был голоден. То, что охотник насытился лишь несколько часов назад, не имело значения, поскольку его голод появлялся и исчезал, следуя переменчивым контурам узора-из-плоти. «Что же делать?»
