– В тысяча пятьсот сорок пятом, – сказал Лопес. – Они стояли лагерем вон там, где сейчас ваш кораль.
Брилл оглянулся в сторону огороженного жердями кораля, в котором обитали его верховой мустанг, пара рабочих лошадей да худосочная коровенка.
– Откуда ты все это знаешь? – с любопытством спросил он.
– Один из моих пращуров шел с де Эстрадой, – объяснил Лопес. – Порфирио Лопес, солдат. Он поведал об этой экспедиции своему сыну, а тот – своему, и так его рассказ дошел до меня. Но у меня нет сына, и мне некому передать эту повесть.
– Даже не думал, что у тебя столь обширные знакомства, – сказал Брилл. – Может, ты знаешь что-нибудь и о золоте, по слухам, спрятанном де Эстрадой где-то в этих местах?
– Не было у них никакого золота, – проворчал Лопес. – Солдаты де Эстрады несли с собой лишь оружие, с боем пробивались сквозь враждебные земли – и многие из них оставили на пути свои кости. А позже, многие годы спустя, в нескольких милях отсюда команчи напали на караван мулов, шедший из Санта-Фе. Им пришлось спрятать груз золота и спасаться бегством. Вот две легенды и смешались воедино. Но даже этого золота здесь больше нет: гринго, охотники на буйволов, отыскали его и выкопали.
Брилл рассеянно кивнул. Он почти не слышал слов старика. На всем североамериканском континенте не набралось бы столько сказок о потерянных или зарытых в землю сокровищах, как здесь, на Юго-западе. В старые времена, когда испанцы владели золотыми и серебряными рудниками Нового света и контролировали богатые пушные промыслы Запада, несметные богатства перевозились туда и обратно через холмы и равнины Техаса и Нью-Мексико, и память об этих богатствах до сих пор сохранилась в виде преданий о золотых кладах. И в голову Брилла забрела безумная мысль, порожденная неудачей и надвигавшейся нищетой.
– Что ж, ладно, – сказал он вслух. – Заняться мне все равно нечем. Пожалуй, раскопаю-ка я этот старый курган и погляжу, что там.
Это простое сообщение подействовало на Лопеса самым потрясающим образом. Он сжался, его смуглое лицо сделалось пепельно-серым; сверкнув карими глазами, он умоляюще воздел руки к небесам.
– О, диос! Нет! – вскричал он. – Не делайте этого, сеньор Брилл! Он проклят! Дед рассказывал мне…
– Что рассказывал? – спросил Брилл, не дождавшись продолжения.
Но Лопес угрюмо молчал.
– Об этом нельзя говорить, – наконец пробормотал он. – Я дал клятву хранить молчание. Только старшему сыну я мог бы поведать обо всем. Вы уж поверьте мне на слово: лучше собственными руками перерезать себе глотку, чем соваться в этот проклятый курган.
– Ну что ж, – сказал Брилл, слегка раздраженный суеверностью мексиканца, – если уж все настолько серьезно, так почему бы не рассказать, в чем дело? Дай мне логическое объяснение: отчего этот курган нельзя трогать?
– Но я не могу говорить! – в отчаянии воскликнул мексиканец. – Я все понимаю! Но я поклялся хранить молчание на святом распятии, как все мужчины в моей семье. Это такое темное дело, что, даже заговорив о нем, рискуешь обречь душу на вечные муки! Расскажи я вам об этом – и ваша душа могла бы расстаться с телом. Но я дал клятву, а сына у меня нет, и потому я обречен молчать вовеки.
– О-о, ну что ж, – саркастически сказал Брилл, – раз обречен молчать, так, может, напишешь?
Лопес вздрогнул от неожиданности и, к немалому удивлению Стива, тут же вскричал:
– Верно! Благодарение господу, один добрый священник еще в детстве выучил меня грамоте. А в клятве об этом не было ни слова – я клялся только молчать. Я напишу для вас обо всем, только обещайте не рассказывать об этом после и сжечь бумаги, как только прочтете.
– Будь уверен, – ответил Брилл, чтобы успокоить старика.
Мексиканец облегченно вздохнул.
– Буэно! Сейчас же пойду домой и напишу обо всем. А завтра, по пути на работу, занесу вам бумаги, и вы поймете, отчего никто не должен вскрывать этот проклятый курган.
С этими словами Лопес заторопился домой. Согбенные плечи старика раскачивались на ходу от непривычной спешки. Ухмыльнувшись ему вслед, Стив пожал плечами и направился к собственной хижине, но на полпути остановился и пригляделся к невысокому, округлому, поросшему травой бугорку. Должно быть, это и вправду была индейская могила – судя по правильности формы и сходству с теми индейскими могилами, что ему доводилось видеть прежде. Брилл нахмурился. Что могло связывать меж собой этот таинственный холмик и воинственного пращура Хуана Лопеса?
Брилл еще раз взглянул вслед удалявшемуся старику. Между его пастбищем и невысоким пологим холмом, за которым стояла хижина Лопеса, лежала неглубокая низинка, разделенная руслом почти пересохшего ручья, окаймленным зарослями деревьев и кустарника. Старый мексиканец скрылся среди деревьев, росших вдоль русла ручья, и Брилл принял решение.
Поспешно поднявшись к себе, он прошел к сарайчику на задах своей хижины и вооружился киркой и лопатой. Солнце еще не село, и Брилл был уверен, что до наступления темноты успеет раскопать курган достаточно, чтобы понять, что там, внизу. А не успеет – можно зажечь фонарь. Как и многие ему подобные, Стив жил, повинуясь велениям души, и сейчас душа требовала раскопать этот таинственный бугорок и посмотреть, что под ним спрятано. На ум, подхлестнутые уклончивостью Лопеса, вновь пришли мысли о несметных сокровищах.
