рассчитаться за ужин. Этот его маневр Эди воспринял, как нежелание «светиться» на людях в компании с ними.
«Тогда непонятно, как он решился на ужин втроем. Хотя на веранде всего-то было две компании отдыхающих», — рассуждал он, спускаясь вниз.
И, как только они оказались на улице, Елена, взяв его под руку, спросила:
— Эди, а можно я посмотрю, как вы устроились в гостинице?
— Конечно.
— Тогда вперед, друг папы, — произнесла она, легко потянув его за локоть в сторону Красной площади.
Проходя мимо Лобного места и величественного храма Василия Блаженного, Елена кратко рассказала Эди историю возведения этих памятников истории Руси. Горделиво отметив при этом, что храм был построен в середине шестнадцатого века в ознаменование покорения Казанского ханства.
— С храмом-то понятно, но для чего нужно было Лобное место? — поинтересовался Эди, имеющий лишь общее представление об этом каменном строении на Красной площади.
— Лобное место было построено раньше, чем храм. Сначала с него читались царские указы, делались объявления. Позже, где-то в шестнадцатом — восемнадцатом веках, около него и казнили неугодных царям людей.
— Неугодных? — удивленно переспросил Эди.
— Скорее преступников, — уточнила она.
— Как все просто было устроено.
— Думаете, при Сталине было сложнее? Нисколько. Вон моих предков ни за что ни про что сослали в Сибирь из Питера, а захотели бы и казнили, — с надрывом в голосе произнесла Елена, и Эди почувствовал, как ее руки непроизвольно сжали его локоть.
«Ишь, какая ершистая, — подумал Эди, — стоило коснуться больной темы, напряглась, словно тетива лука. Наверно, еще вспомнила о сидящем в тюрьме отце». Решив несколько расслабить ее, Эди промолвил:
— Елена, давайте не будем о грустном, а то у вас морщины появятся.
— Я не боюсь морщин. О прошлом же, особенно о таком прошлом, никогда не надо забывать.
— Но стоит ли все время вспоминать, ведь это же может разрушить человека?
— Наоборот, оно укрепит его и закалит, — сказала она, понуро опустив голову.
— Но может и озлобить, что не прибавит счастья ни ему, ни тем, кто с ним рядом находится.
— Мне очень больно было видеть, как папа плакал, вспоминая прошлую жизнь, в которой ему и его родителям пришлось очень тяжко. И все это оттого, что палачи глумились над ними, — произнесла она, проглотив внезапно подкативший к горлу ком.
После этого Эди рассказал ей о своем детстве и закончил тем, что сказал:
— Но то время вместе с теми, кто вершил судьбы людей на свое усмотрение, ушло за горизонт. Боль, конечно, осталась. Она часто дает о себе знать и призывает быть бдительным, чтобы не допустить подобного впредь. И потому я согласен с вами, что помнить надо. Но стоит ли терзать себя?..
— Эди, простите меня, я же не знала, что и вы прошли через тот же ад, — промолвила она, с силой прижавшись к его плечу, и всю остальную дорогу вплоть до номера молчала. Не среагировала даже на этажную, которая, оглядев ее с ног до головы, обронила: «О, таких здесь еще не было». Лишь отсутствующим взглядом посмотрела на дежурную и шагнула в открытый Эди номер.
Обеспокоенный долгим ее молчанием и чтобы как-то вывести из этого состояния девушку, Эди спросил:
— Елена, приготовить кофе?
— Я сама, только скажите, где что находится, — ответила она, глянув на него полными слез глазами.
— Не надо, лучше садитесь вот сюда, — предложил Эди, показав на кресло у столика.
Послушавшись его, она молча села в кресло и стала наблюдать за тем, как он заваривал кофе, расставлял чашки и блюдца. Когда же Эди, поставив кофейник в центре столика, сел напротив нее и стал разливать кофе в чашки. Елена неожиданно коснулась его руки и промолвила:
— Во мне сейчас живут два чувства — одинаково сильно хочется и плакать, и радоваться. Плакать оттого, что осознаю себя одинокой. Радоваться тому, что рядом вы, человек, который стал мне очень дорог.
Я боюсь и внутренне дрожу от одной мысли, что вы покинете меня. Пожалуйста, папин друг, не лишайте меня надежды.
— Елена, я знаю, вы сильная и умная девушка… — начал Эди.
Но она прервала его взволнованным голосом:
— Я не хочу быть ни умной, ни сильной. Я хочу быть слабой и любимой. — После этих слов она подошла к ошарашенному от ее настойчивости Эди и, взяв за руку, повела в спальню.
Он осознавал, что переходит грань дозволенного неписаными чекистскими правилами, как и то, что может потерять влияние на нее в случае отказа подчиниться ее страсти. Но, еще не зная, как поступит, безропотно ступал за ней… Только оказавшись у кровати, остановился и, нежно обняв ее, произнес:
— Леночка, мы не должны этого делать! Иначе я не смогу взглянуть в глаза твоему отцу, ведь он все поймет.
