– А ты их собираешься вообще-то вывести на то, что их интересует.
Моргает. Прикольно.
– Да? Уже интересно. А что же это? Если не секрет.
Он скосил глаза направо. А, сфинкс. С наколкой тоже «нашли взаимопонимание». Он мне больше не демонстрировал анимацию. Сразу изображал черно-белый диафильм. Да-да, такой вот я древний – помню такой медиаформат. Сфинкс мне показал какую-то семечку подсолнечника.
– Не понял, – признался я.
Картинка изменилась – из «семечки» вылез хвостик ростка, потом появился круг, рядом с ним поменьше, они оба пропорционально уменьшались в размерах слайд от слайда, потом появился ещё круг. Волосатый какой-то. А потом появился круг, опоясанный кольцом. И я, наконец, понял.
– У тебя корабль. Ты оттуда? – я ткнул в потолок.
Моргнул.
Так, это всё осложняет.
– Я не могу допустить, чтобы немцам достался твой корабль, – размышлял я вслух. – Может, удавить тебя? Как говорится: «Так не достанься же ты никому».
Торжество в глазах.
– Что? Проверка была?
Никаких сигналов.
– У тебя есть вариант?
Никаких сигналов. Попробуем иначе.
– Что будет, когда ты приведёшь немцев к своему кораблю?
Сфинкс мне опять показал то же слайд-шоу.
– Ты свалишь? Улетишь?
Моргнул.
– Ты сможешь сделать так, что они тебе не помешают?
Моргнул.
– Ты уверен?
Моргнул.
– А почему не сложилось прошлый раз?
Сфинкс мне показал диафильм, где люди стреляют друг в друга, потом бегут. А тело на носилках лежит. Понятно, исполнители подкачали. Разбежались.
– Всё же я в сомнении. Категорически недопустимо попадание твоих технологий в руки этих выродков. Ты хоть понимаешь, что такое этот германский нацизм? Давай-ка я тебе чуть-чуть расскажу об этих людоедах.
Так, машина встала. Соберись, боец, час «Ху» настал!
– Вылазьте! – заревел голос.
Ага, предателей ещё двое. Водила и тот, что был в кабине. Вылезли. Стоим. Апостол меня держит.
– Что у вас? – закричал хивик, подлетев к машине. Этот – настоящий хивик. В форме. Его форма отличается от той, что носят немцы, но сшита по немецким лекалам.
Водила пинал переднее колесо:
– Шину проколол! Менять надо.
Хивик стал материться, водила получил по шее. Когда поток матерных слов иссяк, он осмотрел нас, кучку пленных, наших конвоиров.
– Так! Этих двоих я забираю… – Его палец указал на двоих пленных, что не были моими «мушкетёрами». – С этими справитесь. Меняйте колесо, догоняйте. Меня за опоздание… А этот что?
Это он про меня.
– Болтал много, – буркнул тот конвоир, что и «приголубил» меня.
– Так пристрелите его – и вся недолга! Что с ним нянчится!
Я оттолкнулся от Апостола. Сам стоял. Шатался, но стоял.
– Контуженый я. Очухаюсь.
– Ладно, сами решайте. Если что – валите их, нах! И время, время! Шнелер! Всё понятно?
Последний вопрос был тому, что сидел дорогой в кабине, а сейчас стоял рядом с хивиком.
Хорошо играют. Натурально. Значит, меня – пристрелить, а лежащего в кузове – не заметили. Ню-ню!
