'Аэробике', И. Желанная в 'Лесничем' просто в кайф.
Однако, несмотря на… Костя верен политизации, ему б в ликбезе поработать носителем правды народной. Делает он своё дело качественно и уверенно, что рождает уважение и даже в стороне любителей симфонических ораторий.
Итак, 'Шестой Лесничий' всего лишь - третий, будем ждать.
Не знаю, как правильно объяснить, но альбом КИНО 'Звезда По Имени Солнце' - хороший. Я делаю такое заявление не обращая внимания на то, что теперь вся городская гопота и лимита ставит Цоя в своих хитпарадах рядом с Женей Белоусовым и Юрой Шатуновым. Впрочем, для хорошей музыки навряд ли важно подобное соседство. Конечно, буржуйства стало в музыке больше, но, извините, кто же отказывается от хороших инструментов? Или есть ещё те, кто не пользуется при записи синтезаторами? Даже при этих условиях Цой пишет просто хорошие песни.
Но он и раньше занимался только тем, что пел безо всякого стёба, честно.
Но мы же прекрасно знаем уже, что русский рок вымирает как диназавр. Неужели есть ещё смысл кричать как КИНЧЕВ о каких-то лесничих, ведь не удивить же никого. Может быть и есть ещё панки, но мне о них не слышно. А вот хороших песен мало. Но Цой входит в число авторов хороших, искренних песен и я его люблю за это! И буду с удовольствием слушать. Его 'Звезда По Имени Солнце' не хуже 'Начальника Камчатки', а в добавок и лучше 'Группы Крови'. Что до того, что Цой сам уже стал звездой, так пусть! Плевать я хотел на всех гопников, которые как возлюбили, так скоро и разлюбят, а вот музыка хорошая останется!
Да и вообще, Цой никогда не призывал к революции, а всегда защищал того самого бездельника, грязного рокера, который на современном этапе почему-то превратился в гопника.
КИНО Р1989 'Звезда По Имени Солнце'
1. Песня Без Слов.
2. Звезда По Имени Солнце.
3. Невесёлая Песня.
4. Скука.
5. Место Для Шага Вперёд.
6. Пачка Сигарет.
7. Стук.
8. Печаль.
9. Апрель.
Была у буржуев такая группа РОКСИ МЬЮЗЭК. Брайян Ферри любил (и, по-моему, до сих пор любит) красивых женщин, танцы, музыку и хорошие стихи. Так вот однажды, при участии танцевально-вокальной группы СИРЕНЫ и прозвучала из уст Брайана под музыку РОКСИ 'Лебединая Песня Европы', смысл которой сводился к тому, чтобы околпачить всех балбесов кои плясали под грохот камней разрушающейся Европы. Текст песни, как нельзя лучше отражал события в рок-музыке на Западе, и главное - он оказался правдой, так как дансируя под Музыку РОКСИ, никто и не заметил философии Брайана Ферри.
Теперь обратимся к альбому А. Вишни 'Танцы На Битом Стекле'. Я вполне понимаю весь стеб, который сопровождает текстовую идею ТЕРРИ. Я понимаю и желание автора стилизоваться под ЛАСКОВЫЙ МАЙ, но извините, зачем же подмешивать к простому стёбу порнографию в стиле 'шуби-дуби, уа-уа'? Может быть это тоже стёб, но всё же попахивает желанием побрататься со всей лимитой всех окрестностей советского союза.
Хотя, вообще-то, альбом не плохой, и мелодии запоминаются на раз, и тексты умные. Забавно. Только музычка слабовата и прежде чем начинаешь догонять предлагаемую тему, песенка надоедает и слушать её не хочется!
По-моему всё же не хотим мы учиться на чужом опыте. А вот Брайан Ферри уже не сотрудничает с РОКСИ МЬЮЗЭК и просто растаптывает свои принципы женской ножкой на шпильке, неоднократно повторяя 'Понт стап бэ дэнс', что по русски значит 'Не то рок-н-ролл, не то казачок!'
АЛЕКСЕЙ ВИШНЯ Р1989 'Танцы На Битом Стекле'
1. Танцы На Битом Стекле.
2. Белеющий Лист.
3. Твоя Беда.
4. Червяк.
5. 125
6. Я Не Знал.
7. Экселенц.
8. Ты Не Пришла.
9. Шприц.
10. Музыка Моя.
11. Крикни, Мать!
12. Кто-то Ждет.
БУДНИ МОРЗИСТА
Редакция ЖЁПА приветствует появление нового самиздатовского литературно-художественного журнала 'ОБЪЕКТ 001' и в рамках ЖЁПА открывает свой литературно-художественный журнал 'БУДНИ МОРЗИСТА', где будут помещаться произведения авторов, так или иначе связанные или связанных с рок- культурой.
В первом жупеле спонтанно интерферируя мир полубессмысленных вербальных замков совместно с, потеками субъективистского словесного поноса БГ индивидум импульсивно компонируется в область спонтанной перманетности экзистенциализма.
Во? Мать твою! Ну и выдал! Сам не врубаюсь в то, что наскрябал. Как в КОНТРКУЛЬТУРЕ получилось…
Б и Г сидели на трубе…
В городе было ровно семьдесят семь крыш. На одной из этих крыш сидели два человека. В карманах у первого гулял ветер. Откинувшись на локти, он сидел и повторял слова, придуманные им накануне, и удивлялся их простоте. Как звали первого человека, второй не знал. Между ними валялась сумка, в которой лежали папиросы, потому что оба они не считали курение табака во вред. Второй человек стянул с ног ботинки, поставил их на кирпичики трубы и вытянул свои усталые ноги к улице. Именно под этой крышей, что невероятней, под куском старого железа, где курили два первых человека, пустела двадцать восьмая квартира.
Выпив чашку двойного, третий человек вышел из кофейни на примыкающей к Солодовой Трёхсвятской улице. Силы, сожженые нынешней ночью, вернулись к нему, и он поднялся в свою двадцать восьмую. Когда он вошёл в комнату, он увидел сидящего спиной к нему джентельмена в перчатке на левой руке. Правая перчатка, цвета озябшей женской кожи, свисала с венской спинки. Джентельмен сидел нога на ногу, вдобавок, курил свою пуншевую сигару, так как третий человек вообще не курил. Всё на этом и в этом незнакомце было безупречно, и всего хватало. О чем больно для себя заметил третий человек, вспомнив её слова. Он опустил глаза, и не поднимая их более, прошёл к тахте, стянул с себя кофту. Джентельмен скрипнул стулом, но третий человек отвернулся к стене и запахнулся с головой снятой кофтой.
Но незнакомец не был четвёртым. Четвёртый сидел в своем углу и писал, пока писалось. 'Это - неврастения', -вспомнил третий человек, и джентельмен стал незамечаем.
Пахло лишь табачным дымом.
Под семьдесят пятой крышей жил пятый человек. Он всегда о чем-то думал. И когда он додумывался до того, что ему, может быть, придётся бросить своё занятие, он приходил в смятение, у него гасла сигарета, а пальцы склеивались в троеперстие. Потому что ими он отрывал чёрные шарики виноградин и раздавливал их зубами. Там, внутри, крестиком теснились семечки. По вечерам сосредоточиться ему мешал сосед. Он не пил, но подолгу ходил по коридору и шептал: 'Я - импотент, я - импотент', пока из-за двери его комнаты не звала жена. Это повторялось. У пятого сигарета окончательно гасла. И это был итог затянувшейся святости.
Третью неделю облетали деревья. Стены комнаты пожелтели и растрескались. Ждали явления четырёх всадников. Спать не хотелось, и четвёртый человек догадывался о природе Гребенщикова. В прихожей зазвякал колокольчик.
Но четвёртый человек не вздрогнул, а накинул на плечи рвань, зажёг свет в коридоре и пошёл отпирать. За дверью было тихо. Он открыл. Шесть малиновых листьев влетело в прихожую, пахнуло тротуаром. На лестнице никого не было. В пространстве на уровне лба покачивалась и мерцала свечка. Четвёртый человек оглянулся. Лампа в прихожей под потолком медленно накалялась, намереваясь лопнуть. У человека не было денег для новой, и тогда он затворил дверь. Замок щёлкнул. Лампа перемигнула и стала светить ровно. Человек вспомнил, наконец, слово и пристегнул дверь цепочкой.
Но на крышах лежал снег. Сценарий был переписан. И как не хотелось быть уверенным в том, что последнее слово было найдено, приходилось
