Александр же, вскочил на ноги и поспешил в дом, где уже смолкли звуки потасовки, но слышалась приглушенная брань и тяжелое дыхание. Ага порядок. Харитон конечно сжимает рану на руке. Опять досталось его левой. Но на этот раз куда сильнее. Зато Елизар вяжет уже второго супостата.
— Трое было, — шмыгнув разбитым носом, коротко доложил он.
— Нормально, во дворе приняли, — успокоил Александр и поспешил на улицу.
Киря уже заканчивал вязать пленника. И тут из дома послышалось два выстрела и болезненный вскрик. Лихо это у них получается. Значит не шумим. Ну-ну.
Коли дело дошло уже до оружия, Александр выхватил «Бульдог» и переглянувшись с управившимся напарником, рванул на помощь в дом. Когда они уже вошли в сени, то со второго этажа послышались хлопки крики полные боли. Ага. Похоже эти самые травматические патроны в действии.
Когда они оказались наверху, то все уже было кончено. Безопасники вооружившись фонарями, обходили все комнаты, высматривая притаившихся. А вот и Федор.
— И чего так нашумели? — Поинтересовался у него Александр.
— В доме у боярина оказались четверо боевых холопов, — отмахнулся десятник. — У вас как?
— Ну, дома по левую руку мы зачистили. В первом прислуга, семья. Во втором похоже тоже боевые холопы, трое. Но спеленали живыми всех. Одному моему в руку прилетело сабелькой и похоже серьезно. По остальным не в курсе, поспешили к вам на выстрел.
— Здесь порядок. Одному моему боярин плечо прострелил, в остальном порядок. Проверь как там на дворе у остальных. И если порядок, подай сигнал Кузьме Платоновичу.
— Сделаю.
Вообще-то, вот так, сходу, без подготовки штурмовать боярскую усадьбу, та еще глупость. Но с другой стороны и выхода у Овечкина не было. Ни приведи господь весть о возвращении Кузьмы дойдет до боярина тот и мгновения лишнего в Пскове не задержится. А как результат это может обернуться большими жертвами. Так что риск, не без того, но риск оправданный.
Во дворе все тихо. Усадьба полностью контролировалась лешаками и безопасниками. Потерь и раненых больше не случилось, что радовало особо. Хватит с них уже имеющихся тридцати трех несчастий.
Вышел на улицу, и посигналил фонарем вправо по улице, где за изгибом укрывалась карета княгини. За одно подал сигнал и влево. Дальше стрельцы из личной роты княгини уж сами по цепи передадут, да уберутся восвояси. Нечего народ пугать своим воинственным видом. И без того, небось хозяева подворий, где были расставлены пикеты, думают да гадают, чего это было.
— Княгиня, ты это чего тут учинила!? Возомнила, что тут Москва и волей Рюриковичей можно согнуть любого боярина!?
В праведном гневе взъярился Борятский, едва только Елизавета переступила порог его рабочей светелки, куда и определили пленника. Со связанными руками он даже попытался подняться со стула, но стоявшие за спиной бойцы безопасники вернули его на место, опустив ему на плечи руки.
— Опоздал ты, Александр Емельянович. Я уж давно принадлежу роду Трубецких. И боярин ты только пока. Стоит тебя вывести на вече, как ты сразу же лишишься боярского звания, а там и лобное место недалече. Это я тебе истинно говорю, как главный судья земли Псковской.
— О каком предательстве ты вещаешь, княгиня?
— А ты не ведаешь?
— Истинно не ведаю.
— Здравия тебе, Александр Емельянович, — смиренно поздоровался вошедший в светелку Овечкин.
— Кузьма?
— Не ожидал? Думал все еще в темнице меня каленым железом гладят, да на дыбу вдевают? А-а-а, понима-аю. Небось уж схоронил меня грешного. Да только твои хозяева порешили, что с меня еще какой толк будет.
Было видно, что Кузьма наслаждается каждым моментом разыгрываемой сцены. Это был его час триумфа и он хотел насладиться каждым мгновением. Как же он грезил об этом в темном подземелье, когда ему выворачивали руки, жгли, резали и вгоняли под ногти иглы.
— А что, Кузьма, знают ли твои боярин и княгинюшка как ты их предал. Как отдал в руки ворога всех преданных людишек, что тайно служили им. Как благодаря тебе погибали их вои.
— Ты не распаляйся, Александр Емельянович, знаем мы все это. Как и то, что Кузьма за каждого воздаст шведу и иезуитам с полна, — наблюдая за до дрожи довольным Овечкиным, перебила боярина Лиза.
— Ну что же, Александр Емельянович, душу свою я потешил. На твой изумленный лик посмотрел. Даже не представляешь, как я видел эту нашу встречу. Вот честно скажу, и десятой доли не потянуло. Вот так глядел бы и глядел. Жаль, что ты не можешь застыть в своем изумлении. Ну а коли так, то пора и за работу браться.
— Семью отпустите, — вдруг попросил боярин.
— С чего бы это? — Вздернул брови Кузьма.
