нибудь хоть в чём-то лучше других и выбивается из серой людской массы. Они пытаются поставить такого выскочку на место, лишив преимущества и низведя до уровня собственного серого существования, а если не получается — просто уничтожают. Но лишить вас имеющегося у вас дара, как ты понимаешь, невозможно…
— И нас всех, имеющих дар, рано или поздно просто убьют… Один, скажи, а есть способ уничтожить свой дар?
— А зачем? Уничтожить свой дар — это предать память предков, сдаться, подчинившись воинствующей серости. Разве это выход?
— А что тогда прикажешь делать всем оставшимся одарённым? Умереть? Так этого недолго осталось ждать — нас и так осталось слишком мало.
— Если альтернативой считать регресс и последующее слияние с серой безликой людской массой? Возможно, действительно лучше было бы умереть…
— Да? А если бы одарённым был твой собственный сын или твоя собственная дочь? Ты тоже обрёк бы их на смерть? Скажи! Или у тебя никогда не было детей? — раскрасневшееся лицо девушки прямо-таки пылало возмущением.
На этот вопрос девушки молодой человек так и не ответил, лишь сильнее сжав её руку. Оставшийся путь до гостиницы прошёл в молчании.
Гостиница за ночь никуда не исчезла — всё так же стояла на неширокой улице одного из спальных районов Ганы, призывно маня голодных путников гостеприимно распахнутыми дверями трактира. Правда, в обеденном зале народу было немного — время завтрака уже давно прошло, а обед ещё не начинался. По залу неторопливо сновало две официантки, обслуживавшие припозднившихся клиентов, да уборщицы мыли и скребли пустые столы и смывали несуществующую грязь с покрытого плотно пригнанными дубовыми досками некрашеного пола. Один, окинув быстрым взглядом зал, сразу же направился к дальнему столику рядом с барной стойкой, за которым, спиной ко входу, сидела Абиша. Женщину легко можно было узнать по потёртой кожаной перевязи с парными мечами, привычно облегающей женскую спину, да и никого с оружием в ресторане больше не было, так что ошибиться было невозможно. Один обошёл стол, сев на лавку напротив наёмницы, и, глядя ей в глаза, спросил:
— Ты готова?
Та, не выдержав взгляда и опустив голову, тихо ответила:
— Да, господин.
— Ну вот и хорошо. Поднимайся, пошли.
И, больше не обращая на наёмницу внимания, Один, подхватив под руки Литу, вышел из трактира. Воительница сразу же пристроилась за ним, держась в паре шагов позади и немного левее — так обычно ходили телохранители.
Один сдержал своё слово — они направились в направлении к центру города, по пути осматривая достопримечательности, иногда заходя в приглянувшиеся магазины и даже покупая мелкие безделушки для души. Лита приобрела для себя небольшой изящный набор для ухаживания за ногтями — здесь его называли маникюрным. Потом, вспомнив, что весь поход страдала от невозможности заштопать свой старый костюм, в одной из попавшихся на пути лавок приобрела иголки с нитками и ножницы. Один, который только смотрел, как Лита покупает различные безделушки, вдруг попросил его немного подождать и метнулся к неприметному магазинчику на противоположной стороне дороги, чтобы через пару мгновений выйти оттуда, неся в левой руке восхитительную по своей красоте ярко-красную розу, которую тут же преподнёс Лите. Девушка даже немного засмущалась — ей никто и никогда ещё не дарил цветов, даже её любимый Азир. Нет, Азир часто делал своей возлюбленной подарки, но вот в качестве подарков чаще всего выступало различное оружие. Даже её любимый лук тоже был подарком Азира. Из него было хорошо стрелять и, убивая врагов, думать, что в этом тоже есть доля заслуги любимого. В подарке Одина не было никакого смысла — роза была срезана и скоро должна была увянуть и засохнуть, но держать в руках красивый цветок и вдыхать его восхитительный аромат оказалось неожиданно приятно. Когда Азир выздоровеет, ему нужно будет деликатно намекнуть, что от подарков в виде цветов девушка тоже отказываться не будет — не вечно же оружие дарить. О том, что Азир может и не выжить, Лита старалась не думать — Один дал ей надежду, и ни о каком другом исходе, кроме благополучного, девушка старалась не думать.
Так, бережно сжимая в своих руках цветок, Лита и зашла, ведомая Одином под ручку, под своды роскошного ювелирного салона — гуляя, они как-то незаметно дошли до центра Ганы.
Стоило только посетителям открыть дверь, как на входе звякнул колокольчик, и к Лите, которую Один традиционно пропустил в магазин первой, из-за прилавка выкатился маленький пузатый человечек — по-видимому, хозяин магазина. Человек чувствовал себя вполне уверенно, и его уверенность подкрепляло трое до зубов вооружённых рослых охранников, находящихся тут же, в магазине. Подойдя, хозяин магазина обратился к девушке со словами:
— Что изволит желать прекрасная госпожа? В моём салоне есть украшения на любой вкус и достаток. Поверьте, мы сумеем подобрать вещи, достойные вас, и вы просто не сможете уйти без покупки!
Пока человечек распинался перед Литой, в магазин зашёл Один, а следом за ним — Абиша. Хозяин обеспокоенно стрельнул глазами в сторону охранников, и те незаметно подобрались — случаи вооружённых ограблений, по-видимому, в столице имели место быть, и расслабляться охране явно не стоило. Но, видя, что ни мужчина, ни вооружённая женщина не проявляют агрессии, хозяин продолжил расхваливать Лите свой товар, с каждой минутой распаляясь всё больше и больше и начав вынимать из витрины всевозможные украшения, демонстрируя изящество их исполнения и величину вставленных
