замечала следы жизнедеятельности человека. То тут, то там были видны пеньки срубленных деревьев, иногда встречались целые лужайки, очищенные от леса и заросшие высокой густой травой. Мужчина же, не останавливаясь, проходил мимо них и углублялся дальше в лес — как будто он знал конечную цель маршрута.
Заросшая травой полянка, оказавшаяся их конечной целью, уже начала погружаться в полумрак — солнце успело скрыться за верхушками высоких деревьев и небо над головой начало темнеть, переходя из светло-голубого на западе в тёмно-синее с лёгкой прозеленью на востоке. Пока ещё совсем не стемнело и видимость не упала до размеров самой поляны, Один, привязав всех четырёх лошадей за одну из веток окружавших полянку высоких деревьев, расседлал их, сгрузил поклажу, натянул им на головы торбы с овсом — так, как будто занимался этими делами каждый день, и, взяв топор, нырнул в лес, чтобы через несколько минут притащить пару толстых сухих валежин. Споро нарубив лесины на дрова, мужчина, срезав в самом центре полянки дёрн, соорудил кострище, где, выложив нарубленные поленца пирамидкой и переложив их тонкой щепой, запалил костёр. Пока Лита с Абишей тихо переговаривались между собой, делясь впечатлениями от начала поездки и воспоминаниями из свой жизни, Один, дождавшись, пока костёр разгорится, поставил над ним треногу, на которую повесил котелок, наполовину заполненный водой. Воду мужчина принёс из родника, выходящего на поверхность в небольшой низине рядом с полянкой. После того, как Один сходил за водой, для девушек стала понятен принцип выбора их спутником ночной стоянки — мужчина искал не только хорошее место для ночёвки, но и источник чистой питьевой воды рядом с ней.
Пока вода закипала, мужчина, распотрошив один из рюкзаков, достал оттуда припасы — соль, специи, крупы, вяленое мясо и одно из одеял, которое, свернув в четыре раза, аккуратно положил рядом с костром, сразу же сев на него и скрестив под собой ноги. Далее он, дождавшись, пока вода закипит, засыпал в котелок крупу с приправами и стал аккуратно помешивать варево, отодвинув из-под котелка часть углей, чтобы вода кипела не столь сильно. Периодически мужчина пробовал содержимое котелка на вкус серебряной ложкой, извлечённой из рюкзака вместе со специями, и добавлял в варево сначала специи, а потом и вяленое мясо, предварительно порезав его на мелкие кубики извлечённым из чехла кухонным ножом и использовав в качестве разделочной доски одно из поленьев, аккуратно разрубленное пополам и тут же обтёсанное топором до идеально гладкой поверхности. Девушки не мешали — не комментировали происходящее и не лезли со своими советами. Если хочет мужчина сам приготовить ужин — ну и пусть готовит, им же меньше работы.
Наконец, сняв последнюю пробу и, видимо, решив, что ужин готов, мужчина, сняв котелок с треноги, установил его прямо на землю рядом с костром, подстелив небольшую чистую тряпку, на которую положил хлеб, аккуратно нарезанный на куски, и кусок копчёного мяса, также аккуратно порезанный. Оглядев импровизированный стол, мужчина пригласил девушек к столу, после чего все трое, освещённые красным неровным светом костра, спокойно поужинали, уничтожив всё, что приготовил Один — и мясо, и хлеб, и почти полный котелок ароматной, наваристой и необычайно вкусной похлёбки, по консистенции скорее напоминавшей то ли густой суп, то ли жидкую кашу.
После плотного ужина Литу потянуло в сон. Увидев, что девушка начала клевать носом, Один, достав все остальные одеяла, выдал спутницам каждой по два, наказав ложиться спать, сам при этом оставшись сидеть у костра, подстелив под себя вместо одеяла собственную куртку, замерев, глядя на огонь и периодически подкидывая в него предусмотрительно нарубленные поленья. Абиша, завернувшись в свои одеяла и положив рядом с собой перевязь с мечами, легла на противоположной стороне от костра, а Лита, постелив на землю одно одеяло и укутавшись с ногами в другое, легла рядом с сидящим у костра Одином, лицом к костру. Сначала на девушку накатила сонливость, и она даже задремала, прикрыв глаза, но, через некоторое время, проснулась. Открыв глаза, она увидела неподвижно сидящего рядом с ней Одина, так и не лёгшего спать, а вместо сна продолжавшего отстранённо смотреть на огонь и изредка подбрасывать в костёр поленца. С другой стороны костра крепко спала Абиша. Над головой мерцающим яркими белыми точками шатром раскинулось ночное звёздное небо. Судя по положению звёзд и трём лунам, разноцветными огнями освещающими поляну, стояла глубокая ночь, до рассвета оставалось не менее пары часов. Сна не было ни в одном глазу, поэтому, немного полежав, Лита села на импровизированной кровати, всё так же кутаясь в одеяло — дневная жара давно ушла, и было достаточно прохладно. Один заметил, что она проснулась, бросив на неё короткий взгляд, но ничего не сказал, продолжая молча следить за костром. Девушка, немного понаблюдав за красными сполохами пламени, пожирающими брошенные в костёр поленья, придвинулась поближе к костру, сев рядом с мужчиной, и спросила:
— Один, скажи, а сколько тебе лет?
— Достаточно много, чтобы некоторые считали меня старым, и слишком мало, чтобы я сам считал себя взрослым.
— Хороший ответ, достойный бога.
— Я не бог, Лита, и ты меня об этом уже спрашивала.
— Верно, не только спрашивала, но ты мне даже тогда ответил… Скажи, Один, а ты можешь сказать кому-нибудь неправду?
— Могу.
— А зачем?
— Зачем говорить неправду, ты имеешь ввиду?
— Да.
— Иногда услышать ложь лучше, чем правду. Правда — она, знаешь ли, не всегда полезна… Вот, к примеру, сможешь ли ты сказать умирающей старой женщине, что видела смерть её единственного и горячо любимого сына, её единственной радости в жизни? Или скажешь, что её сын жив и здоров,
