бабуленька» из романа «Игрок» Достоевского или Татьяна Марковна Райская из романа «Обрыв» Гончарова. Они реализуют свою специфически женскую русскую судьбу, состоящую в том, чтобы нести великую скорбь, страдать и терпеть. Но Бабушка Фёдоровой как бы подводит итоги сюжетов о всех «благородных старухах» девятнадцатого века, это особая бабушка, из «послесловия». У нее в романе нет имени, но ее место и роль в семье обозначается с большой буквы – за Семью отвечающая, пред Господом Предстоящая. Это особый собирательный образ пожилых русских grand dame, чей статус вдовства и авторитет главы рода в мирные имперские времена давал право особой власти над семейством. В старинные времена для таких пожилых людей был в дворянской культуре особый термин-«иконостас». Бабушка Фёдоровой в период гонений стала духовной опорой семейства, отодвинув границы физической усталости и терпения. «Смерти? нет, я не боюсь. В жизни я теперь боюсь только расходов» [2, с. 16] – с горьким вздохом говорит она. От всех печалей, болезней, тревог было у нее одно лекарство – молитва. Церковь бабушка воспринимает как последнее убежище для страдающего человека. «В этом все изменяющем и изменяющемся мире Христос был неизменяем. В золотой ризе ли, покрытый сапфирами, как было когда-то раньше, или здесь, на деревянной дощечке – Он был один и все тот же – Учитель человека. И бабушка выходила из церкви, зная по долгому опыту, что "иго Мое благо, и бремя Мое легко есть". И легким шагом она спешила в Семью помогать нести это бремя, так как тяжести собственной ноши она уже не чувствовала» [2, с. 115].
Благодаря особому почитанию главной героиней иконы Божией Матери «Взыскание погибших» роман Фёдоровой можно назвать романом Богородичным. Икона становится символом повествования, освещает сюжет великой силой надежды. В этой связи вспоминается и другой роман русской литературы, «Белая гвардия», где также возникает сложный, многогранный мир семьи русских интеллигентов. И этот мир ломается под натиском социальных катаклизмов и никогда не восстановится, и в этом романе между страдающей за близких людей главной героиней Еленой Тальберт и иконой Богородицы возникает какая-то таинственная и пронзительная связь. Но если Елена молится и в отчаянии корит икону за испытания, то бабушка Фёдоровой не протестует, не отчаивается. Ее страдания достигли своего апогея, когда человеку от бесконечных невзгод открывается Вечность. Бабушка говорит с людьми на языке христианской любви, к ней прислушивается и китаец, и капризная сумасбродная англичанка, и католическая монахиня. «Как таинственная жизнь птицы, так же неисповедимы и пути человеческой жизни. Смерти нет, есть перемена, непонятная для нас и потому кажется страшной. Перемена – закон жизни, она нас пугает потому, что она предвещает разлуку» [2, с. 64] – говорит бабушка китайцу мистеру Суну, подыскивая понятные для него слова.
Православный священник в романе появляется несколько раз, его характер дан довольно скупо, через авторские описания, а не через действия и поступки. Это и объяснимо – серди эмигрантов только Бабушка и ее Семья прибегают к помощи церкви, остальные заняты «отвлеченными» духовными вопросами. «Потомок мучеников за православную веру в Китае, священник был человеком ангельской душевной чистоты и такого же смирения» [2, с. 114]. Его паства не имела земных материальных благ, из которых могла уделить Богу. «Они приходили молиться с переполненным сердцем, но с пустыми руками. Священник вел полуголодное существование» [2, с. 115].
Первой помощницей Бабушки является ее дочь Татьяна, которая именуется в романе Матерью. Она еще только ожидает своего жизненного подвига, ее духовные силы не так велики, как бабушкины. Татьяна только подготовляется судьбой взять крест за Семью. Может быть, неслучайно носит она имя главной пушкинской героини. (На всякое движение сердца в этой семье любили отвечать цитатой Пушкина, по Пушкину и гадали [2, с. 295]). Несмотря на то, что Татьяна любит поплакать, часто чувствует себя несчастной, грустит о муже, который бросил ее с детьми в революционную пору, она обладает замечательными душевными качествами, которым предстоит только обрести крепость.
Не от счастливой жизни представительницы слабого пола становятся во главе семьи в этом произведении. Отсутствие супруга и отца указывает на прошедшие и грядущие испытания, когда женщины, потеряв любимых мужей на фронтах великих войн, в лагерных ссылках, находят себе опору в нравственно-религиозном, православном начале.
Особые главы романа посвящены судьбе детей. Не всех удалось Матери оставить рядом с собой. Три разные дороги готовит им Провидение. Две из них – ассимиляция с европейской и американской культурой: юный Дима отправляется с сумасбродной старой богатой англичанкой миссис Паридж в Англию, дочь Лида помолвлена с молодым американцем Джимом. Трагическая и мучительная неизвестность ждет молодого Петю, который тайно, без паспорта, переходит границу и отправляется в Россию. «Легкий утренний ветерок развевал волосы Пети, играл с его порванной рубашкой, подталкивал его вперед. Где-то пропел петушок. Из одной трубы вдруг поднялся тонкий дымок. Петя вздохнул глубоко: "Россия, моя первая единственная и вечная любовь!" Он перекрестился и быстро пошел вниз с холма» [2, с. 286]. Все молодые герои сохраняют свою духовную принадлежность Семье и знают, что их «жизнь и пути разрешаются выше. А роптать было бы грехом».
Роман «Семья» заканчивается фактом продажи пансиона, но не завершается небытием и отчаянием. Русский Дом находится не на земле, он на небе, его невозможно уничтожить – такова мерцающая идея романа. В последней главе звучит романс Ф. Шуберта «Песнь моя, лети с мольбою», которую с русскою страстью поет Лида, устроившись с Матерью в крошечной комнатке чужого особняка. Русская душа наполняет надеждой улицы Тянцзиня, становясь неким завершающим аккордом долгого повествования о Семье.
Книга Н. Фёдоровой изображает весь комплекс русских интеллигентских настроений за границей в мучительном процессе перемен. Лучшие представители бывшего дворянства под ударами судьбы превращаются в подвижников, аскетов, страдальцев. Они становятся тем отрядом передовых людей, о которых мечтал в своих романах Ф. М. Достоевский. Им понятна и всемирная отзывчивость, и всемирная боль за всех. По глубокому замечанию архиепископа Иоанна Шанхайского, «русская интеллигенция <…> проявила не только способность во всех обстоятельствах сохранить свою жизненную энергию и побеждать все, что стоит на пути ее существования и развития, но показала и высокие душевные качества – способность смиряться и терпеть»