Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала ХХI века: 1

[4].

Психологическая достоверность романа требовала также исследования интеллигенции иного типа, иной идейной направленности. В изгнании они только укрепили в себе «хрестоматийные» особенности «лишних» людей – меланхолию, разочарованность, мечтательность, внеконфессиональность. Устремленные к метафизической сущности мира, они продолжали искать «вожделенную тайну» вне православия, мечтали о «Вольном Обществе Честных Людей» на основе либерального идеализма. Соблазнившиеся в России религиозным модернизмом и софианством, они продолжали быть верным этим учениям в эмиграции. Так, исповедуя духовные идеи Абсолюта, профессор Чернов из романа «Семья» запальчиво и страстно проповедует против войны у дверей японской концессии и замертво падает от сердечного приступа. Его супруга, Анна Чернова, в горестном отчаянии называет себя атеисткой. Не желая верить ни в вечную жизнь, ни в Абсолют, она стремится к смерти окончательной. Об этой части интеллигентного общества в эмиграции архиепископ Иоанн Шанхайский говорил: «Горделивый ум не мог согласиться с тем, что он до сих пор стоял на ложном пути» [4]. В результате беженцы сходили с ума, духовно гибли, отказываясь от церковной опоры, предложенной им в очередной раз. Это психологически точно отражено в романе Нины Фёдоровой, стоит только вспомнить разнообразную палитру настроений жильцов описанного ею пансиона № 11.

В 1958 году, во Франкфурте-на-Майне (издательство «Посев») вышла повесть Фёдоровой «Дети», продолжающая тему «Семьи». В 1964–1966 годах в Вашингтоне увидел свет 3-томный роман-эпопея под названием «Жизнь». В этом произведении, особенно в заключительной части, показаны в ряде рельефных и зарисовок затмевающие ум страсти социалистов и революционеров. Однако Нина Фёдорова в историю литературы вошла автором одной книги, написанной на едином дыхании, выдержанной на одной лирической ноте, настроенной на русский текст девятнадцатого века и провозглашающей неугасимые ценности русской жизни – веру, любовь, семью, родину, церковь.

Литература

1. Михайлов О. Н. От Мережковского до Бродского. Литература Русского зарубежья. М.: Просвещение, 2001.

2. Фёдорова Н. Семья. СПб.: Сатис, 2014.

3. Раскина Е. Нина Фёдорова // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 3. П-Я. С. 571–572.

4. Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский «Духовное состояние русской эмиграции». [Электронный ресурс]. URL: http://www.pravoslavie.ru/put/nasledie/ioann_ sf.htm (дата обращения 03.05.2015).

5. Я. Горбов. Нина Фёдорова // Возрождение, 1967, № 182. С. 150.

Музыка

Певческая традиция Русской Православной Церкви в послереволюционные годы: созидание на краю пропасти Т. А. Чернышёва

В истории Русской Православной Церкви XX века две эпохально-значимые «вехи» открывали новую трагическую реальность – созыв Поместного Собора РПЦ (15.08.1917 – 7/20.09.1918) и революционные потрясения «Великого Октября» (25.10./7.11.1917). Оба события ознаменовали конец старой и наступление новой эпохи: первое – возвестило завершение синодального периода и вступление в новый патриархальный период; второе – на руинах старой империи провозгласило строительство нового мира социалистических ценностей, в котором не было места религиозному «опиуму». Объявленное властью целенаправленное гонение на церковь, а вместе с ним и жестокое разрушение церковно-певческой культуры в 20-30-е годы было связано с общей политикой новой советской идеологии, видевшей в религии контрреволюционного врага, защитника монархического строя, угнетателя-эксплуататора народа. По мнению современного учёного-архивиста и историка церкви М. В. Шкаровского, «установление советской власти в октябре 1917 г. привело к беспрецедентным со времён преследований христиан в первые века наше эры гонениям на христианство в России. Несколько сотен тысяч православных священно и церковнослужителей были убиты. Этот трагический опыт имеет глубокий духовный смысл, который требует изучения и осмысления» [9, с. 1]. На основе изучения архивных данных историк приводит конкретные цифры и факты¹.

Масштаб трагедии поражает, как поражает и то, что, несмотря на испытание, в оставшихся незакрытых православных церквях и соборах России продолжала «гореть свеча», не угасало молитвенное слово, продолжало звучать церковное пение. Как писал известный церковный историк, очевидец всей трагедии А. Э. Краснов-Левитин, «многим казалось тогда, что русской церкви нет, что религия на Руси умерла. Но не оскудела и в то время на Руси божественная Благодать, немощная, врачующая, оскудевающих восполняющая» [2, с. 8]. Цель настоящей статьи – обозначить некоторые «ориентиры» в развитии певческого дела Русской Православной Церкви в условиях «красного террора» (1917–1936), показать то, каким образом продолжала звучать молитва в период трагического «надлома» веками созидаемой церковно-певческой культуры.

Как известно, в дореволюционной России, и в частности в предреволюционные десятилетия, православное церковное пение было в центре внимания – многочисленные дискуссионные вопросы выносились на страницы научных и публицистических изданий²; насущные проблемы обсуждались в рамках деятельности различных общественных организаций³, регентских съездов и съездов хоровых деятелей⁴. В частности, последний – шестой Всероссийский съезд хоровых деятелей состоялся в мае 1917 года, практически накануне созыва Поместного собора. Все предложения и принятые на съезде решения не имели законодательной силы и статуса соборного постановления: отражая общественное мнение, они носили лишь характер обсуждения наиболее насущных проблем церковного искусства. Необходимость решения и закрепления их именно соборными постановлениями